Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

За Исаака Комнина выдана была замуж еще при Парапинаке племянница императрицы Марии, потом Алексей Комнин был усыновлен Марией. Эта двойственная связь дала возможность братьям Комниным беспрепятственно посещать Марию, проникать в ее задушевные мысли, утешать в тайных тревогах и, в свою очередь, пользоваться ее услугами.[943] Случилось тогда одно обстоятельство, в сильной степени возбудившее тревогу в Марии и много помогшее Комниным. Старик Вотаниат не имел собственного сына,[944] наследника престола, но был у него пасынок, Константин, сын императрицы Марии от первого ее мужа, Михаила Парапинака. Мария надеялась, что ее сын будет наследником престола, эту мысль поддерживали Комнины и в ее пользу говорили перед Вотаниатом.[945] Но план Вотаниата был другой. У него были родственники, Синадины, очень к нему приверженные и в свою очередь пользовавшиеся большим его расположением. Синадины первые приняли его сторону, когда он выступил соискателем престола. Вотаниат хлопотал о том, чтобы пристроить молодых Синадинов, и не без успеха: дочь Феодула Синадина, приходившуюся ему племянницей, выдал замуж за короля Угрии.[946] Одного из молодых Синадинов Вотаниат стал прочить в преемники себе.[947] Это сильно обеспокоило императрицу Марию, и Комнины обратили ее беспокойство в собственную пользу. Анна Комнина, рассказывая о том, как после вступления на престол ее отца, Алексея, императрице Марии выдана была грамота, которой сын ее, Константин, признан соцарствующим Алексею Комнину, с правом надевать красные туфли и царскую тиару, подписываться на хри–совулах красными чернилами вслед за Алексеем, идти на выходах и быть провозглашаемым во многолетиях вслед за ним, прибавляет: «Говорили, что еще до восстания царица заключила на этот счет договор, чтобы так именно было поступлено с ее сыном».[948] Эта прибавка бросает свет на ту подготовительную работу при дворе, которая предшествовала возмущению Комнина. Комнины, пользуясь тревогой, вызванной планом Вотаниата возвести на престол Синадина, предложили императрице Марии свой план для спасения ее сына, Константина, состоявший в том, что один из Комнинов овладеет престолом и вместе с собой возведет на престол Кон–стантина. В этом смысле заключено было условие. Конечной целью этого плана перед императрицей Марией выставлялось спасение престола для ее сына, остальное было лишь средством, и кандидатура Комнина — делом второстепенным. В действительности, понятно, было наоборот: в руках Комнинов Константин был только орудием, средством заручиться сильной поддержкой при дворе для того, чтобы успешнее выполнить задачу возведения рода Комнинов на престол. Оттого после воцарения Алексея Комнина недолго сохранялась царская обстановка за Марией и ее сыном, Константином: спустя некоторое время Мария, частью добровольно, частью по принуждению, облеклась в монашескую одежду, у ее сына отняты красные туфли и одному Комнину оставлены названия царя и самодержца.[949] Заручившись при дворе содействием императрицы Марии, Комнины не оставили без внимания влиятельных царедворцев и даже низшей прислуги: любезностью, обходительностью, щедрыми подарками и обещаниями они снискали расположение многих; один весьма близкий к Вотаниату сановник, по чину магистр, земляк императрицы Марии (из грузин), сообщал Комниным, с ведома императрицы, весьма важные известия и предостерегал в минуты опасности;[950] даже царский повар, задобренный Комниными, был для них полезен: ставя кушанье на стол, умел шепнуть что–нибудь весьма интересное.[951] Алексей Комнин создал себе сильных приверженцев и в рядах западной армии: войско было к нему привержено как к храброму и искусному полководцу,[952] и было огорчено, когда военачальником во время похода против Мелиссина назначен был вместо Комнина евнух Иоанн,[953] видело в нем не только военачальника, но своего благодетеля, защитника и доброжелателя. Достоверное показание, занесенное в латинские хроники из источника, небезызвестного и Анне Комниной, знакомит нас с приемами, к каким прибегал Алексей Комнин для снискания себе расположения солдат и офицеров. По этому показанию, Вотаниат, которому угрожал поход из Италии Роберта Гвискара, снабдил Алексея Комнина деньгами, с тем чтобы он отправился на Запад, привел в порядок войско и нанял варваров. Алексей, дойдя до Адрианополя, собрал, сколько мог, войска, некоторых воинов, перед которыми считал возможным открыться, богато одарил, многое обещал и взял с них присягу себе на верность. Остальным же не давал жалованья и говорил: «Я вам охотно дал бы, если бы император, согласно своему обещанию, прислал денег; часто я к нему обращался по этому делу и сильно опечален, что до сих пор не присылает». Солдаты ему верили, а он между тем раздавал некоторым из них собственную свою утварь, сосуды, одежду, говоря: «Если бы мне было возможно, я обогатил бы таких умных людей, как вы». Поступая таким образом, он перетянул на свою сторону всех солдат, а потом сказал им: «Пойду–ка я поговорю о вас с императором и принесу вам ваше жалованье». Он отправился в Константинополь, переманил в столице, кого мог, на свою сторону подарками и обещаниями, императора уверил в своих верноподданнических чувствах и ночью бежал из Константинополя, явился к войску, настроенному уже в его пользу, и держал такие речи: «За то, что я просил для вас жалованье, император грозил меня схватить и наказать; и так как вы мне доныне верили, то я прибыл посоветоваться с вами, с тем чтобы, если вы со мной согласны будете, одарить всех вас наградами и достоинствами». Войско согласилось, провозгласило его императором и двинулось на Византию.[954] Оказывается, что Алексей Комнин привлекал к себе войско не только военными подвигами и талантами, но также деньгами, обещаниями и искусными речами, смысл которых был тот, что от Вотаниата солдаты ничего не могут получить, что если бы он, Комнин, был на месте Вотаниата, то излил бы на них всевозможные блага. Рассказ грешит, может быть, излишней конкретностью, тем, что в уста Комнина влагает такие, а не иные речи, но по своему существу он едва ли может встретить возражение, потому что не противоречит свидетельству Анны Комнины. Анна, разумеется, обошла молчанием хитрость, употребленную Комнином для привлечения войска, так как это могло скомпрометировать ее отца. Тем не менее ее повествование как бы дополняет рассказ западных историков, знакомит нас с тем, что происходило в промежутке между двумя моментами: отъездом Алексея Комнина из лагеря в столицу и его возвращением к войску. Анна Комнина разъясняет нам, почему отцу ее необходимо было убеждать Вотаниата в своих верноподданнических чувствах, кто были те приверженцы, содействие которых он обеспечил себе, и в какую именно ночь он выехал из Византии.