Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Желая показать, что он не разделяет принципов, до того времени господствовавших в управлении, Михаил Калафат стал действовать в направлении, противоположном политике, которой держался Иоанн Орфанотроф с братьями и разными пособниками, а также исправлять и переделывать все то, что еще могло поддерживать ропот в известных кругах. Клика Иоанна Орфанотрофа, преследуя свои эгоистические цели, не останавливалась перед административными и другими неправдами; Михаил Калафат выступил на борьбу с несправедливостью и заявил себя неумолимым поборником правды.[648] Иоанн Орфанотроф, настойчиво преследуя малейшие проявления оппозиции против своей власти и подавляя замыслы против Пафлагона, ссылал и заключал в тюрьмы злоумышленников и их приверженцев; Калафат распорядился освободить их из заточения и возвратить из ссылки; были, между прочим, возвращены Константин Далассин и Михаил Керулларий. Что при этом не чувство справедливости и сострадания, а тонкий расчет руководил Калафатом, видно из того, что он на всякий случай не забыл принять предосторожности и не счел нужным жертвовать выгодами казны. Далассин все–таки мог представлять некоторую опасность своими притязаниями на руку Зои, и чтобы сделать опасность менее чувствительной, Калафат, произведя демонстрацию возвращением его из ссылки, под рукой отдал между тем приказ о пострижении его в монашество. По возвращении Керуллария, конфискованное у него некогда имущество осталось в казне и лишь впоследствии, при Мономахе, он получил обратно свое добро.[649] Чтобы окончательно убедить подданных, что он ничего общего с ненавистными народу своими родственниками не имеет, Калафат решился пожертвовать ими, тем более что эта жертва для него ничего не стоила, и даже по некоторым причинам была желательна как средство мести и способ устранения с дороги ближайших конкурентов. Иоанна Орфанотрофа он давно уже ненавидел за его пристрастие к Константину, сыну Никиты, и желание заместить им его, Калафата; если он и показывал к Иоанну видимые знаки уважения и покорности, то в душе был далек от подобных чувств. Враждебное настроение к Иоанну было еще усилено в Калафате его дядей, Константином, который, какдоказавший свою преданность, был приближен новым императором, возведен в достоинство новеллисима, и который, питая зависть к Иоанну, стал разжигать в своем племяннике враждебное настроение. Задавшись целью разделаться с Иоанном, Калафат отдал должную, внушенную, впрочем, осторожностью, честь этому главе Пафлагонского рода и основателю фамильной карьеры в том отношении, что соблюл некоторую постепенность, сначала стал возражать Иоанну, говорить и поступать вопреки его воле, потом положительно стал пренебрегать им, а кончил тем, что отправил его в вечную ссылку в уединенную и малообитаемую местность.[650] Освободившись от Иоанна, Калафат затем не поцеремонился с остальными родственниками: одних отправил в ссылку, других оскопил. Не подлежит сомнению, что при этом был сослан[651] прото–вестиарий, евнух Георгий, и был оскоплен конкурент Калафата (по плану Иоанна), его двоюродный брат Константин. Калафат не тронул только своего дяди, новеллисима Константина.[652]

Преследуя другую задачу — приобретение для своей власти опоры, Калафат отказался от всякой попытки склонить на свою сторону родовую аристократию. Все свое внимание он обратил на столичное население, а именно на торговцев и ремесленников, старался заручиться их преданностью, явно оказывал им свое благоволение и предпочтение перед аристократией; охрану своей особы он вверил наемному иностранному отряду, которому предоставил разные преимущества и почести. Такая политика не замедлила оказать свое действие: горожане были от него без ума, восторженно встречали и провожали, во время выходов Калафата из дворца в церковь ему по пути расстилали шелковые ткани, на домах и в окнах вывешивали и выставляли разные украшения.[653] Калафат счел этот внешний почет достаточным ручательством своей популярности; забывая непостоянство византийцев, их способность переходить от одной крайности в другую и их пристрастие ко всему новому, ко всякой перемене, рассчитывая, что в случае опасности византийцы станут за него как один человек, выпуская, наконец, из виду то обстоятельство, что народ свыкся с Македонской династией, Калафат решился на последний, роковой для себя шаг — на удаление Зои. О Феодоре он совершенно не думал — столько уже времени она спокойно проживала в монастыре, в монашеской одежде, что можно было о ней забыть.[654]