Многое из того, что современному человеку кажется величайшим триумфом византийской миссии, на самих греков, как ни поразительно, не производило никакого впечатления. Так было в VI в. —то же самое повторилось и с крещением Руси. Ни один греческий автор той эпохи не произносит об этом событии ни единого слова! Даже арабы–современники уделили ему больше внимания. Дело в том, что греки не очень понимали, как быть с этой огромной территорией, никогда не принадлежавший к средиземноморскому миру. Напомним, что единственной страной, находившейся вне исторических пределов Римской империи и при этом обратившейся в византийское православие, было, за исключением Руси, одно лишь суданское княжество Макурра, да и то весьма ненадолго. О том, сколь велик был не использованный греками потенциал, говорит как раз пример Нубии, где память о Византии жила еще много веков[1090]
.Первоначальный импульс христианства — всеобщность. Наличие христиан в Африке казалось Отцам церкви важным признаком универсального характера их религии. Но в византийское время ситуация изменилась: например, в X в. в Константинополе был создан императорский Менологий Василия И; над ним работали придворные художники, снабжавшие иллюстрациями помещенные в сборнике жития святых. Так вот, если в иллюстрируемом тексте появляется араб — гонитель христианства, то он наделяется подчеркнуто неевропейской внешностью; однако если араб оказывается героем жития, святым, — его изображают неотличимо от святых–греков[1091]
. То есть святость словно лишала варвара его варварства — не только духовного, но и физического!Еще меньше, чем оседлым народам, «везло» кочевникам, обращавшимся в византийское христианство. У них почти не было шансов снискать звание истинных христиан, если они не отказывались от своего образа жизни. Яркий пример тому — сочинение Феогноста, написанное в IX в. (но отредактированное, видимо, позднее, поскольку упоминаемые в нижеприведенной цитате куманы становятся актуальными для Византии лишь в XI в.). Начинает автор весьма традиционно: «Все языци, получив возвещение о вере, уверовали во Христа и называются христианами»[1092]
. Затем из текста выясняется, что, несмотря на эту декларацию, есть евреи и мусульмане, все еще заблуждающиеся в вере. Но это еще полбеды: «А относительно куманов, которые живут наподобие бессловесных тварей, у нас и речи не идет: ведь они совершенно безбожны и нечеловекообразны (Περί γαρ Κομάνων τών δίκην αλόγων ζώων βιοτευόντων ούδείς ήμίν λόγος, άθεοι γαρ παντελώς ουτοι καί άπανθρωπότατοι)»[1093] — т. е., как бы и не заслуживают христианства. В XI‑XII вв. довольно много номадских племен принимали крещение, но из‑за требований, которые к ним предъявлялись, никакие из этих успехов никогда не были закреплены. Тексты Иоанна Мавропода, Анны Комнины, Иоанна Киннама не оставляют сомнений, почему. Характерно, что, когда в Золотую Орду приехал западный миссионер Рубрук, он был весьма поражен тем, что его православные коллеги запрещали кочевникам пить кумыс — их главный продукт питания.Отдельную главу в истории византийского православия составляет известная нам на протяжении длительного времени история аланской епархии, никогда, в отличие от других, не стремившейся оторваться от византийской церкви. Безуспешность попыток превратить варваров в ромеев особенно хорошо видна на аланском примере. До нас дошел уникальный документ — отчет епископа Феодора Аланского о его путешествии к своей пастве и о его горьких разочарованиях в самой возможности превратить варваров в людей. «Аланы — христиане лишь по имени!» — в этих словах Феодора невеселый итог долгих византийских усилий.
Лишь к концу Византии, когда сил на миссионерство у нее уже не оставалось, ромеи усвоили более реалистический подход к делу. Это доказывается прежде всего вопросами, заданными золотоордынским епископом греком Феогностом Константинопольскому патриарху Иоанну Векку по миссионерским поводам, и ответы Иоанна. Из этой переписки, а также из некоторых других источников следует, что греческая церковь, вопреки неизменной империалистической риторике, пошла на уступки реальности и на самом деле стала заботиться о своей варварской пастве. Но было слишком поздно. Империя клонилась к закату, и греки уже не могли организовать миссионерскую работу на ту широкую ногу, на которую дело было поставлено у их католических конкурентов.