Византийское наследство

Его царское величество Стефана Черногорского султан повелел схватить, заковать в железа, и в клетке привезти в Константинополь. Дабы на колу казнить на потеху янычарам и городской черни с фанатиками. Черную Гору с Бока-Котором приказано предать огню и полному разграблению, а весь люд, что православия держится, мучительной смерти придать, не взирая на возраст. Венецианцев и выходцев из земель италийских велено не жалеть тоже, буде таковые не покинут те земли.

Приказано пашам в Боснии и Шкодере собрать войско изрядное, в оном до сорока тысяч сипахов, башибузуков и албанцев. Да из Константинополя две тысячи янычар в орте отправлено будет маршем, да с ними воинского чина людей вчетверо больше и полсотни осадных и всяких пушек с припасами разными. Дабы крепостные стены всех бока-которских городов сокрушить орудийным огнем.

Повелели собирать флот, вот только когда это удастся сделать туркам, не знаю. Люди знающие сказали, что раньше февраля оный в Мраморном море паруса свои не покажет.

Здесь в опаске и негодовании великом от эскадры адмирала Спиридова, что из Балтики сюда отправлена. Однако считают, что флот наш плохо сотворен и худо обучен.

Да поможет Господь, в предпринятых вами начинаниях, ибо султан Мустафа сменил визиря и рейс-эфенди на новых, а оные злобностью к вере нашей особо отличны!»

Алехан сложил лист бумаги вдвое, и спрятал его в ларец, где хранил важные бумаги, полученные от резидента и тайных доброхотов, что в немалом числе российским интересам служили. За последние месяцы граф Орлов оценил весь масштаб работы, что провели в этих теплых краях русские представители, выполняя царские повеления.

Словно паутина накрыла славянские и греческие земли, шпионы и подсылы являлись везде глазами и ушами России. Набрать конфидентов было легко — все православные ненавидели турок люто и жаждали отмщения. Слухи о прибытии русской эскадры в Бока-Котор стали тем маслом, что щедро плеснули на тлеющие угли былых пожарищ, от подавленных османами постоянных восстаний.

— А посему, господа, надлежит нам немедленно начать войну, дабы не позволить собрать пашам войска. А те, что уже собраны, постараться рассеять, и в бегство оборотить. Диспозицию изложит майор Голенищев-Кутузов, что при мне государем Иоанном Антоновичем начальником штаба поставлен, и в планах зело осведомлен.

Алехан посмотрел на молодого офицера, едва перешагнувшего через двадцатилетний рубеж. Но в военном деле Михайло Илларионович понимал крепко, к тому же именно он составил таблицы стрельбы из всех видов артиллерии, а также из фузей новыми «царскими» пулями. Да и учитель у него оказался добрый — генерал-майор Александр Суворов, что ныне дивизией в армии Румянцева командовал, с пруссаками воевал. Отец Василий Иванович у него генерал-аншеф, Тайной экспедицией Сената заведует. В большой милости у императора Иоанна Антоновича обретается — многие его людишки секретные донесения сюда отправляют.

— Отправить на эскадру нашу приказ готовиться к походу венецианскому, дабы посла князя Долгорукого демонстрацией этой на переговорах поддержать. И через три дня в море корабли вывести и капитанам приказать пакеты вскрыть, что контр-адмиралу Эльфинстону и командору Грейгу доставлены будут завтра.

Молодой майор говорил выразительным голосом, в котором едва угадывалось возбуждение — все же для Кутузова это была первая война. Алехан хорошо помнил тот день, когда ему пришлось сразиться с пруссаками — как раз в таком возрасте он и сам тогда был. Но Михайло Илларионович на диво разумен, и не каждый полковник такие продуманные до деталей планы составит и расписание сделает.