Византийское путешествие

Деревня Селиме стоит на дороге в Ихлару, ее дома разбросаны среди большого скопления скальных конусов у подножия плоского холма. Путеводители единодушно о ней умалчивают, так что когда какой-то подросток предложил мне показать «калеси» (замок), я решительно не знал, о чем идет речь, но предположил, что каппадокийские каменотесы вряд ли прошли бы мимо столь притягательной каменной группы. Мы отправились по извилистой тропе, ведущей в скалы. Вскоре стало ясно, что эта тропа на самом деле – тщательно проложенная византийская дорога, а то и улица. По обе ее стороны в скалах высечены помещения, одно из которых наш проводник назвал конюшней. Вскоре дорога сделала крутой поворот и углубилась в просторный туннель метра в четыре высотой. Глядя на него, я предположил, что неизвестный объект, ожидающий нас в конце туннеля, будет иметь большие размеры, но ничто не предвещало увиденную нами на выходе картину. Мы оказались на террасе, расположенной высоко над деревней. Слева – огромная кухня с пирамидальной крышей, вершина которой удлиняется в печную трубу, а прямо перед нами, за портиком с бочкообразными сводами, – искусно высеченный в скале зал, самый большой из всех, что мне встретились в Каппадокии. Он достигает высоты двухэтажного здания, имеет плоский потолок и с трех сторон окружен галереями. В дальнем конце начинается узкий извилистый коридор, который ведет во второй огромный сводчатый зал, украшенный декоративными аркадами. В задней его части находится квадратная комната с массивным крестом, высеченным на плоском потолке в технике высокого рельефа. Пройдя в дверной проем, украшенный сверху орнаментом из виноградных лоз, мы оказались на второй террасе. С обеих сторон нас окружали двери, окна и разрушенные коридоры. Стало понятно, что мы совершенно случайно натолкнулись на один из самых выдающихся с архитектурной точки зрения каппадокийских пещерных монастырей.

Я чувствовал себя первооткрывателем Мачу-Пикчу. В голову лезли смутно припоминаемые сцены из Толкина и ибсеновский тронный зал Доврского старца. А ведь мы еще не дошли до конца этой удивительной анфилады из двадцати пяти с лишним монастырских залов и палат. На восточной оконечности террасы ступени вели вверх, в церковь, высеченную в выступе горы таким образом, что свет проникает в нее и сквозь западную дверь, и через окно в центральной апсиде. При этом внутреннее убранство церкви выглядит очень мрачным: стены и своды покрыты расплывчатыми скоплениями черных и красных фигур – все, что осталось от сожженных пламенем росписей. К пожару могла привести неосторожность, особенно если после ухода монахов храм использовали как убежище или склад, но скорее всего Селиме Калеси был разграблен в годы анархии, воцарившейся вследствие поражения при Манцикерте. В приделе храма находится надпись, перевод которой я получил позднее: незавершенная двенадцатисложная поэма, написанная в суровом морализирующем тоне:

«Да никто не смутится стремленьем к богатству,
Ибо многие жертвою пали сей пагубной страсти,
Хоть богатство является прахом и тленом…»

«Оксфордский византийский словарь» умалчивает об этом выдающемся памятнике, но его скрупулезное описание, снабженное планом, можно найти в книге Линн Родли «Пещерные монастыри византийской Каппадокии». Родли подходит к делу весьма основательно, и все-таки ей далеко до Гертруды Белл: в ее интерпретации визит в Селиме мало чем отличается от посещения автостоянки. Даже о Япракхисаре Родли нечего сказать, кроме того что сама она здесь не была, но по достоверным сведениям «там есть фасад». На деле многочисленные и монументальные фасады Япракхисара находятся в двух километрах от Селиме и прекрасно видны с дороги. Я заметил их в свою прошлую поездку, и на этот раз просто обязан был как следует обследовать.

Не успели мы отойти от деревни, как нас догнал все тот же мальчик. Фасады застыли перед беспорядочной современной деревней, словно окаменевшие театральные задники. Их было около полудюжины, каждый высотой от шести до двенадцати метров. У самого большого и лучше других сохранившегося – четыре уровня подковообразных ниш, обрамленных простыми пилястрами и антаблементом. Они забавным образом напоминали фасады парфянских и сасанидских дворцов, которые, как и архитектура Япракхисара, хранят смутную память об общественных зданиях великих эллинистических городов – Пергама, Антиохии и Селевкии на Тигре.