Визариум. Проникновение миров

Она была бледна – так бледна, что голубые нити вен просвечивали сквозь кожу.

– Алеш Барда, ворошское отделение полиции. Мы можем поговорить?

Девушка даже не взглянула на него. Пальцы её на высоком стакане для коктейля побелели, она сжала посудину обеими ладонями, словно грела руки о чашку с чаем. Так же точно цеплялась за сумочку Ивка Михалык.

Полицейский тихонько опустился напротив – и в этот-то миг она разревелась.

– Ну тихо, тихо. Всё уже кончилось. Всё прошло.

Господи, какая глупость! Что кончилось, что может кончиться? Забрав у студентки стакан, Алеш ненароком задел её руку – холодную, как лёд. Полумрак всосал его мысли без остатка. Всхлипы в тишине. Они длились вечность – а он как будто снова нёс хрупкую девушку, блуждая пыльными коридорами суда и спотыкаясь о складки ковровой дорожки.

Нет, так он будет ждать ещё очень долго.

Алеш встал и прижал студентку к себе. Позволил ей схватиться за полы пиджака. Так он и держал Паулину, холодную, дрожащую, пока слёзы не иссякли.

– Я не хотела. Не хотела, понимаете? Вы верите? – Девушка смотрела на него, большими серыми глазами. – Я просто думала попасть наверх, на самую верхушку. Я думала, на всё согласна, это просто цена за работу… карьеру…

Она говорила всё тише, а вскоре совсем умолкла. Вслух её простой план звучал совсем не так складно, как в мыслях.

– Ублюдок, – сухо отметил Алеш.

– Но Йелик не виноват! Слышите? Это я, из-за меня он умер! И это не первый раз, у меня был парень. Дома. Пока я не поехала учиться. Я сама…

– Как это произошло?

– Альков закрывается, – надтреснутым голосом ответила она. – Получается отдельный кабинет, как в лучших ресторанах. Мы… я ведь всё понимала, чем закончится, вы верите? – Она смотрела на него снизу вверх. – Я пришла, всё зная. Чем всё кончится.

Какой-то идиот включил свет – видно, чтобы помочь полиции. Огни разбросали неестественные тени по её лицу, посуде, по остывшей еде.

– Потом он… был нетерпелив. Да! Нетерпелив. А я… я растерялась, понимаете, я вскрикнула, и тогда…

Она умолкла. Глаза у Паулины стали огромными, словно с чужого лица. Проследив её взгляд, Алеш наконец увидел горелого. «Жестокое насилие».

Да уж, «был нетерпелив». Только теперь, присмотревшись, лейтенант заметил кровоподтёк у неё на шее, ранее невидимый в тени. И она хороша – это же надо всё так представить! Впрочем, бывает. Всё случилось слишком быстро, должно быть, она сама не поняла, что произошло.

– Это я, я, я убила…

– Паулина, – прервал её полицейский, пока шёпот не превратился в истерику, – даже если ты дала согласие. Ему за сорок, а тебе едва семнадцать, ты несовершеннолетняя. Ты видела надпись? «Жестокое насилие».

– Вы ничего не поняли! – горько сказала девушка. Теперь она вцепилась в край стола. – Так и не поняли. Ничего.

– Тебе есть, куда идти? – сменил тему Алеш.

– Общага. Кампус на Люксембургской.

– Хорошо, Паулина. Возьми такси. И выспись. Главное – выспись! Возьми визитку: если вспомнишь подробности или потребуется помощь…

Он понял, что говорит в пустоту, и замолк. Она вернулась туда, где обаятельный банкир жив и пригласил её в заведение, на которое у студентки нет денег. Боже, как мерзко!

– В этом весь Даниц. – Ришо был тут как тут, слева и чуть позади, когда лейтенант покинул альков. – Одурели уже от денег, которые льются на город. Но как ты…

– С тобой отдельный разговор. «Хеннеси»? Чёрт, в семь часов, на выезде?

– Я обостряю нюх, – усмехнулся Ришо. – Всего сто грамм. Но как? Зар-раза! Прямо в кафе!

– Альковы не зря запираются.

– Ну хорошо. И что теперь?

– Не знаю. Если не заметил, мир уже неделю как сошёл с ума. – Алеш нахмурился. Тени точно подслушивали их. – Раньше мы искали, кто совершил грех, а теперь только фиксируем. Да, был такой. Да, согрешил. Но наши правила не работают, они рассчитаны на совсем другое.

– Чему там не работать? – не понял Ришо. – Осмотреть место преступления, навестить…

Алеш грубо перебил его:

– А зачем?

Хмурясь, он вышел в первый зал, с ведущей наружу лестницей.

– Как это зачем?

– Ты что, ещё не понял? Зачем осматривать место преступления, если кара уже пришла? И, должен сказать, скорее закона! Мы только фиксируем: да, исчезли.

– Ну, ты бы поговорил с криминалистом.

– А я тебе верю. Ты говорил? Видел отчёты? Вот и отлично!

Алеш всем весом толкнул золочёную дверь и вывалился в знобкий рассвет. Бледная утренняя луна стояла низко в посеревшем небе. Под ногами хрустел тающий ледок.

– Бледзь, вот вы где! А я уж обыскался.

Алеш, не глядя, подписал протокол и плюхнулся в машину. Пока Ришо не захлопнул дверцу, дыхание парило, словно с каждым словом из лейтенанта уходила жизнь.

– Мы копаемся в биографиях, – продолжил он, – хотя бы просто для проформы. И всё, что находим, говорит: да, испарилось зло. Искать стало нечего, понимаешь? У нас с тобой не осталось работы.

– Но сообщить родственникам мы должны?

– Сообщить должны, – признал Алеш.

Бессмысленная теперь корочка тыкалась в грудь из кармана пиджака, мешала даже сквозь два слоя ткани.

Даниц за лобовым стеклом пробуждался.