— Слушай, я тебя никогда раньше такой не видел. Ты чего сегодня такая? — Борис заглянул Вере в глаза и улыбнулся, при этом на его щеках сразу же обозначились очаровательные ямочки.
— Нормально. Все в порядке, — отозвалась Вера.
— Не уверен. Хочешь, я тебе что-нибудь смешное расскажу, а? Ты ведь еще не знаешь, что, промежду прочим, я тоже в свое время чуть в артисты не пошел, как Павлик, но этому случай один дурацкий помешал. Рассказать? Про любовь опять-таки.
— Давай рассказывай, только не дергайся, — ответила Вера. В этот момент она как раз сосредоточенно «дорисовывала» ему правую бровь.
— Учти, это быль, все было на самом деле, лично со мной, — продолжил Бориска. — В общем, я в школе был влюблен в одну свою соседку, Маринку, она через стенку с нами жила. И как раз в театральное училище или институт собиралась поступать, а на меня — ноль внимания. Даже когда по телефону к нам приходила звонить, и то встанет, как цапля, на одной ноге — у нее такая привычка была, — отвернется и разговаривает полчаса. А на меня за все это время ни разу даже не посмотрит или так поглядит, как будто я для нее пустое место.
— Даже не верится, — невольно улыбнулась Вера. — Ты же сам как-то говорил, что тебе дамы всех возрастов покоя не дают, до дыр просверливают взглядами.
— Ну, судя по тебе, я бы этого не стал утверждать. В общем, эта Маринка всегда была с большими странностями. Так вот, однажды как-то я все же набрался смелости и, когда услышал через стенку, что ее родители ушли из дому, а она музыку слушает, решил к ней заглянуть на огонек, вроде как случайно. А для храбрости водки полтора стакана выпил: у нас после какого-то праздника дома много всякой неучтенной выпивки оставалось. Прихожу, а Маринка музыку классическую слушает и книжку читает с серьезным таким видом. Но пригласила меня войти, наверное, ей как раз захотелось с кем-нибудь поговорить. И вдруг спрашивает меня в упор: «Ты Чехова знаешь?» Я даже обиделся: «Кто же не знает? Этого «Ионыча» все в школе проходили». Думаю, совсем она меня, что ли, за последнего дурака держит? А Маринка говорит: «Я про другое спрашиваю, про великого актера Михаила Чехова. Он говорил, что каждый человек может представить, как будто у него в голове или груди бьется горячая точка, и все время жить с этой самой точкой, чувствуя вдохновение». И спрашивает меня: «Ты хоть раз чувствовал в себе такую точку? Меня, — говорит, — привлекают только творческие личности, которые знают, что это такое, а не приземленные типы». Это она, наверное, на меня намекала, но я тогда не понял и даже не обиделся…
— Погоди, не вертись, — прервала его Вера. — Прикрой на минуту глаза, мне надо по векам пройтись. Ну, и что дальше?
— А я говорю Маринке: «Подумаешь, я могу прямо сейчас попробовать эту точку представить». Уселся поудобнее, напыжился изо всех сил, задержал воздух в груди, постарался между ребер установить эту точку… И вдруг, не поверишь, мне после водки так плохо стало, что меня прямо под ноги тут же и стошнило, аккурат ей на тапки. И сразу все мое чувство к ней как будто бы тоже прошло, ничего не осталось.
— А она?
— Что она? Ругаться стала, выгнала меня взашей. Но мне уже все равно было. Что-то вдруг раз — и случилось!
— Я не про то. Она стала актрисой?
— Да нет, она сразу же после школы за какого-то военного замуж вышла, где-то теперь в Магадане живет, родители сказали, у нее уже двое детей, и никакого театра. А я после ее упражнения про театр тоже думать перестал, как рукой сняло. А вот про Пашку сроду никто подумать не мог, а он вдруг взял — и в театральный поступил.
— Печальная история.
— Ну вот, а я тебя, наоборот, развеселить хотел. Я ведь веселый парень, просто ты меня еще не оценила, — притворно вздохнул Борис, тряхнув своими рассыпчатыми кудрями. — Про красоту не говорю, с этим и так все ясно. Недостатки у меня тоже, конечно, есть, но это так — мелочь… А к тебе, Верунчик, я, можно прямо сказать, не совсем равнодушен, что для меня большая редкость. В общем, нравишься ты мне. Очень. Все больше и больше. И я давно не против. И даже — за. Короче, ты меня понимаешь.
— Наверное, понимаю. Я всех понимаю. Только теперь пришло время рот закрыть. Я перехожу к губам.
У Бориса была свежая, белая кожа, но когда Вера еще больше усилила светлый тон и наложила грим не только на лицо и шею, но также на плечи, руки, икры ног, то постепенно добилась того, что она называла про себя «эффектом паросского мрамора».
Этот дивный камень обладает способностью пропускать свет на три с половиной сантиметра, благодаря чему сделанные из него скульптуры до сих пор кажутся живыми, пронизанными солнечным светом.