Визажистка

Юлия Семеновна шествовала по залу с глубокомысленным видом, осторожно неся на голове уникальное сооружение из копны черных волос и держа под руку толстенького, как-то виновато улыбающегося супруга. Заметив Веру, они еле заметно кивнули и тут же прошли мимо. Впрочем, Веру это вполне устраивало и нисколько не задело: ей ни с кем не хотелось общаться, а тем более обсуждать этот дурацкий конкурс. В голове крутилось только одно: поскорее бы все прошло, завтра утром она пойдет посоветоваться обо всем со Старче и наверняка что-нибудь узнает. Теперь же главное — с наименьшими потерями дожить до завтрашнего утра, отсидеться где-нибудь в незнакомом месте. А вдруг, если повезет, она случайно что-нибудь узнает и услышит об Александре? Ведь здесь и Марк должен где-то тоже быть, раз ходит его сестра и помощник. Сегодня она сможет за ними всеми понаблюдать из-за кулис, это важно. Важно не подавать виду, что ее чертовски интересует теперь все это семейство, до спазм в животе…

Людей в театре постепенно собиралось все больше и больше. Повсюду сверкали вспышки фотоаппаратов, молодые люди ходили с банками пива в руках, должно быть, так было модно. Буфет пользовался сегодня невероятной популярностью и, видимо, был в театре еще более важным местом, чем сцена.

Да и публика, которая сегодня здесь собралась, была мало похожа на театральную: судя по стоимости билетов, предстоящее зрелище было завзятым театралам и студентам явно не по карману.

В Древней Греции, во времена Перикла, для самого бедного населения было введено специальное государственное пособие на оплату театральных мест, так называемый «террикон» — зрелищные деньги. На сегодняшний конкурс красоты за неимением такого пособия собрались лишь богатейшие.

Казалось, что главный показ мод будет проходить не на сцене, а уже проводился здесь, в раздевалке, холле и буфете драматического театра, своими размерами и современным дизайном чем-то напоминающим стадион. Именно сегодня по какой-то причине в зале разом собрался весь городской бомонд, должно быть, в надежде встряхнуться после долгой зимы и настроиться на весенний лад. Разумеется, такое скопление местной знати было и следствием хорошо организованной рекламы, так как устроители шоу задались целью как следует отработать спонсорские деньги и привлечь новых толстосумов.

Неожиданно Вере показалось, что по полутемному коридору прошел Александр, и сердце ее болезненно ёкнуло. Ну да, та же неторопливая походка победителя, фигура, стрижка, прядь черных волос, спускающаяся на лоб.

Может быть, он на самом деле никуда не уехал, а просто на время спрятался? Или уже вернулся?

— Эй! — тихо окликнула Вера.

Молодой человек оглянулся, откинув челку: нет, это был не Александр.

— Вы ко мне? — спросил он и с готовностью улыбнулся.

— Нет, я ошиблась, — прошептала Вера, сразу же почувствовав себя несчастной.

Только теперь Вера отчетливо поняла, что, как бы ни сложились обстоятельства, Александр все равно скоро уедет, и, может быть, навсегда. А ей останется только миф, и ничего больше. И все потому, что она не умеет, не хочет бороться за своего любимого мужчину, а умеет только придумывать и мечтать.

Хотя, если разобраться, все женщины в конечном счете только тем и занимаются, что создают, творят из окружающей жизни собственную мифологию, населяют ее божествами точно так же, как и древние эллины.

И вообще, что это такое — голая правда? Каков человек без оболочки мифа? А ведь миф по-гречески дословно обозначает слово. Слово о богах и героях. Слово о жизни. Слово о самом себе. Интересно, а что останется, если миф убрать?

Прозвенел второй звонок, и Вера быстрыми шагами пошла за кулисы. Она издалека заметила Бориса: задумчиво застыв в скульптурной позе, он держал в своей «мраморной» руке сигаретный окурок, и рука его дрожала от волнения.

Об Эроте, которого изваял Пракситель, говорили, что он сильнее любых стрел поражал зрителей неотразимой силой томного взгляда.

То же самое можно было сейчас сказать и о Борисе.

С задумчивым выражением лица, обиженный на весь белый свет и особенно на его женскую половину в лице Веры, но тем не менее взволнованный предстоящим выходом на сцену, он действительно выглядел сегодня особенно неотразимым.

— Сандалии жмут, — сказал Борис как ни в чем не бывало, увидев Веру, и отвел глаза. — Все ноги в волдырях. Я даже от боли слова забыл. Так что, считай, тебе повезло, Верунчик. Ты где будешь стоять, чтобы тебя не искать?

— Вон там, в уголке. Мне оттуда заодно и зал будет видно.

— А кто там у тебя в зале? — невесело усмехнулся Борис.

Вера промолчала и торопливо отошла на свое место.