– П…ц! – резюмировал задержавшийся второй санитар. – Третий за день! У нас уже палаты переполнены, в коридорах приходится класть.
– Арестантские тоже забиты под завязку, – поделился Митя.
– Ясно. Всеобщее помешательство. Странно, что в мае. У нас пик обычно на март приходится. Весеннее обострение. А тут припозднились что-то.
– Май – месяц маетный. Вот и маются все. От жары, видать, – заметил Семён.
– Скорей бы закончился уже. Неделя осталась. Ну, бывайте, служивые. Удачи, – санитар ушёл.
Через полчаса Дмитрий с Семёном тоже вышли на улицу. Труп «ведьмы» как раз увозили в катафалке, а вот служебного автомобиля возле подъезда не обнаружилось.
– А забрали его, – сообщил уличный городовой. – В Подколокольном большая драка – институтские против хитровских. – Но вам сказали не приезжать, сами управятся.
– Пройдёмся пешком, тут недалеко, – решил Дмитрий.
Горбунов вздохнул, но возражать не стал.
– Действительно массовое помешательство какое-то, – Митя замедлил шаг, пытаясь приноровиться к неторопливой походке сотрудника. – Ты когда-нибудь видел такое?
– Видел. Лет тридцать назад. Когда марксисты воду мутили. Вот примерно так же было. Молодёжь по улицам шлялась. Глаза безумные, с оружием, кричат. Кражи, грабежи, драки… Ну, тогда быстро все пресекли, не церемонились, как сейчас.
– Дума третий день заседает. Обсуждают свободу печати. Спорят, не пора ли её ограничить.
– Давно пора. А то, ишь, анархию развели. Надеюсь, гласные с этим непотребством покончат.
– Сейчас даже я готов с ними согласиться, – признал Дмитрий.
Некоторое время шли молча. Очередной поворот открыл взглядам обоих удивительную картину – толпу нарядно одетых барышень возле церкви.
– Это ещё что? – удивился Митя. – Гимназистки что ли? Пришли помолиться святому Тирусу перед экзаменами?
– Если бы, – поморщился Семён. – Церква святого Орхуса. Дары магу смерти они принесли. «Невесты». Так они себя называют. Каждая считает, что она избранная и достойна бессмертия.
– Что за бред? Они газет, что ли, начитались?
– Не без того. Сам же видел. А у них натура впечатлительная. Вот и ринулись все. За этой, как её… романтикой.
– Сумасшедший дом.
К Орхусу обычно ходят старушки и вдовы – помолиться за тех, кто покинул этот мир. А тут такой внезапный… праздник красоты и молодости. Барышни выглядели взволнованными и возбуждёнными. Большинство держало в руках горшки с засохшими цветами, некоторые принесли сломанные часы и разбитую посуду, другие прижимали к груди свёртки с пеплом и угольками. Орхусу принято дарить то, что мертво или не подлежит восстановлению.
На входе человек в длинной рубахе алтарника придирчиво осматривал дары.
– Что у вас в коробке? Открывайте! Что это?
– В…оробей, – заикаясь ответила очередная барышня.
– Вы с ума сошли? Какой воробей! Объявление читайте! Русским языком же написано!
Служитель ткнул рукой на большой,
явно новодельный плакат:
Барышня, зарыдав, убежала в конец очереди. Следующая прихожанка гордо продемонстрировала алтарнику горшок с мумифицированной геранью.
– Проходите.
Митя был сбит с толку от нереальности происходящего.
Мир явно сошёл с ума.
Глава 25. В которой одно маленькое ведро приводит к большой катастрофе
– Начнём, пожалуй, по порядку, с восемнадцатого века. Все согласны? – Орест Максимович оглядел свою небольшую группу, собравшуюся перед входом в Третьяковскую картинную галерею.
– Да, – нестройно согласились ученики.
Последнее занятие на курсах
рисования Ганеман предложил провести не в классе, а в музее:
Собрались у Храма Жизуса Чудотворца, чтобы немного пройтись пешком. Пришли, правда, не все – пятеро юношей из группы, Соня с Полиной и сам преподаватель. Анисим до сих пор так и не появлялся.