Визионер

И почему в жизни всё устроено не так, как в детективных романах? Там свидетели сразу все подробности рассказывают. Соня, конечно, не полицейский и даже не частный сыщик (разве что в душе), но что мешало просто поделиться информацией? Жалко ему, что ли?

Место преступления она, конечно, осмотрела, да что толку? Всё убрали давно, да и снега столько навалило за эти дни, что не отыщешь ничего. И давешний городовой уже начал косо посматривать на Соню, которая десять минут бродила вокруг ёлки. Нет, здесь ловить было нечего.

В общем, Софья Загорская если и расстроилась, то ненадолго, поскольку знала верное средство от такого рода мелких огорчений. Клюквенная пастила от Абрикосова[7]. Или глазированные бисквиты от «Эйнема». А лучше – и то и другое.

«Мозг, Соня, самый энергоёмкий орган в человеке, – говорил папа. – Чтобы голова работала хорошо, топлива нужно много». Десерты в качестве «горючего» подходили лучше всего.

Мама на пристрастие дочери к сладкому реагировала с печальным снисхождением и, как казалось Соне, с затаённой завистью: «Софья, во избежание проблем с лишним весом барышне следовало бы блюсти фигуру с раннего возраста». Двигаться надо больше – вот и весь секрет. Хорошо ещё, что корсеты давно не носят. Соня смотрела старые мамины фотографии в альбоме – талия перетянута в «рюмочку», юбка узкая, сзади длинный шлейф. Ужас! Как они в таком ходили?

В частной гимназии Крейтера, куда Загорскую-младшую устроили больше года назад, девчонки поначалу посмеивались, увидев, что Соня украдкой грызёт на уроках конфеты и пряники. Но потом сообразили, что у сладкоежки всегда выполнено домашнее задание и она никогда не откажется помочь в обмен на лакомство.

Соне было нетрудно выручить одноклассниц. Ну что поделать, если у них в голове один ветер? Ходят, вздыхают и спорят целыми днями, кто же привлекательнее – актёр Артур Звёздный или учитель географии Манюрин. Бедняжки.

Нет, всё-таки на домашнем обучении было проще. Расписание свободнее, оставалось время на свои дела. С другой стороны, надо лишь последний год доучиться. Можно и потерпеть.

Соня бросила последний возмущённый взгляд на упрямого городового и отправилась в кондитерскую.

* * *

– Дмитрий Саныч, я нашёл! – Громкость Мишкиного голоса не могли приглушить даже телефонные провода (а ещё говорят, что связь в Москве плохая). – Опознали Снегурочку, Прасковья её звали, и вправду швея. Ателье мадам Шаттэ на Кузнецком, приезжайте.

– Понял, еду. – Митя не сомневался, что его самый молодой и неугомонный сотрудник «выстрелит» первым.

Ателье соответствовало месту – на Кузнецком Мосту дешёвых заведений не бывает. Тяжёлые занавеси, зеркала в витых рамах, кадки с диковинными растениями, красный попугай… И сама Виктория Шаттэ, которая в ином месте, вероятно, смотрелась бы тоже диковинно, этот интерьер гармонично дополняла.

Наряд её – полосатый, чёрный с серебром – в районе груди крест-накрест пересекали две ленты, отчего немалый бюст мадам Шаттэ темпераментно стремился вперёд. С такой же страстью вверх рвалась «пика» шёлкового банта, украшавшего чёрный тюрбан хозяйки. Ткань казалась не просто накрахмаленной, а остро заточенной – ещё немного, и поцарапает штукатурку. «Пиковая дама», – тут же окрестил Митя хозяйку ателье. Про себя, разумеется.

– Итак, мадам Шаттэ… – начал он, когда они расположились в её кабинете.

– Виктория, – голос у мадам оказался низкий и бархатистый. – Обойдёмся без формальностей. Ваш мальчик показал мне фотографию. С прискорбием должна признать, что эта девушка – моя бывшая работница Прасковья Молчанова, Прося.

– Вы сказали – бывшая. Ей дали расчёт? Провинилась в чём-то?

– Бог с вами, юноша. Одна из лучших моих швей… была. Золотые ручки, золотые. Ах, вы бы видели её потайной рулик на шифоне – такая прилежность, такое тщание…

– Почему же она оставила место?

– Письмо. Получила от родни как раз на Рождество. Мол, кто-то заболел тяжело – отец или мать, не помню. Просили срочно вернуться.

– А откуда она родом?

– То ли Макеево, то ли Ивантеево. Где-то под Тверью. Или под Саратовом? Такая жалость. Уж я её, голубушку, упросила в последние дни какие можно заказы доделать, у нас всегда под Рождество совершенная суматоха. И то не всё успела, хоть и сидела допоздна.

– Когда, выходит, её последний день тут был?

– Двадцать девятого числа. Я, конечно, пообещала, что место за ней будет, если дома всё сладится и выйдет вернуться. Да только редко после такого возвращаются. А Прося, выходит, и вовсе сгинула. – Дама склонила голову, и шёлковая «пика» угрожающе нацелилась прямо на Митю. Он слегка вжался в кресло.

– Не знаете, были у неё тут друзья, знакомые?

– Катерина, подружка её, тоже у меня работает. Она вам больше расскажет, они комнату вместе снимали, так многие девочки делают, дешевле выходит.

– Спасибо, вы мне крайне помогли. И ещё один вопрос напоследок. – Дмитрий достал из-за пазухи Снегурочкину варежку и положил на стол. – Не знакомо ли вам это изделие? Или ткань?