— А умеете ли вы играть вообще?.. — спросил глава города и сделал движение, будто он водит смычком.
— Конечно, — сказал Сальватор, — каждый день я отгоняю игрой на контрабасе птиц, которые портят мой мак…
И он заиграл. Громкие звуки наполнили зал. Это были приятные протяжные звуки, и у Сальватора, пока он играл, хватило времени подергать себя за усы. Когда он кончил, критики точно застыли…
В тишине поднялся глава города.
— Мы принимаем вас, — сказал он твердо, и Сальватор бодро обошел жюри и уселся в кресло. Пока он шел, критики провожали его полными ненависти взглядами.
— Большая часть народного ансамбля у нас уже есть, — объявил глава города присутствующим. — Желает ли еще кто-нибудь выступить? — спросил он и подождал некоторое время. — Итак, никто?.. Ну что же, все в порядке…
Он почесал затылок, лицо его прояснилось.
— Жиго, — позвал глава города, и сразу же появился распорядитель.
— Слушаю, — сказал Жиго.
— Где этот самый Фридрих?
— Мы его пока заперли в подвале…
— Приведите его немедленно!
Через минуту Фридрих был на сцене. Он отряхнулся и стал по стойке «смирно».
— Уважаемый господин Фридрих, — обратился к нему глава города, — мы решили принять вас в наш ансамбль, однако не первым скрипачом, а вторым… Первым скрипачом будет господин Эмпедокл! На этом конкурс заканчивается, мы приветствуем наш ансамбль…
Раздались аплодисменты и заглушили слова Фридриха. Когда я среди этого шума выходил из зала, я заметил, как он сел в кресло рядом с остальными тремя музыкантами. Все же эти королевские привилегии кое на что пригодились, подумал я и направился к ближайшему кабаку…
РОСА
Скрипнули двери. Значит, кто-то вошел, потому что утренний полумрак таков, что движение невозможно различить на фоне темной стены. Мартин видит, как сгорбленная фигура старика появилась перед окном и на некоторое время заслонила его. Наверное, около трех часов. Старик подошел к окованному сундуку и, судя по звуку, поднял крышку. Тихий скрип наполнил комнату. Мартин не двигается, почти не дышит.. Он старается разглядеть в этом полумраке, что делает дед. Это ему плохо удается. Однако он слышит, как старик тихонько роется в сундуке, и ему кажется, будто он что-то достал из него, захлопнул крышку и снова идет к дверям. Фигура деда только что заслонила на минуту окно. И он уже стоит в дверях, и скрип означает, что он открывает дверь и хочет выйти.
Тогда Мартин садится на кровати и спускает ноги. Он чувствует ступнями холодный пол.
— Дед! — зовет он громко и сам пугается своего голоса. Скрип прекращается, старик успел только приоткрыть дверь.
— Ну, что тебе? — отзывается прерывистый и, пожалуй, немного удивленный голос. Наверное, старик уже успокоился, двери снова скрипнули.
— Возьмите меня с собой, — говорит Мартин.
Тишина. Кажется, что сумрак редеет, расплывается и на его место приходит свет дня. Но это неправда — это Мартину только мерещится. Он не слышит, как дышит старик, и вдруг пугается, не ушел ли он. Но нет. Он здесь и стоит неподвижно. Он должен быть здесь. Видно какое-то темное пятно, и оно напоминает очертания человеческой фигуры. Если бы дед пошевелился, двери бы снова заскрипели, потому что они не полностью открыты, не слышно и шагов на рассыхающихся досках.
— Рано еще, — долетает голос с порога, — еще трех нет.
В голосе слышно сомнение. Если бы дед не хотел брать его, он бы сразу же вышел, но он стоит, значит, колеблется и размышляет. Мартин встает. Его движения хорошо видны, потому что он в длинной белой ночной рубашке. И на него падает свет, идущий из окна, хотя и очень слабый.
— Ты полежи, — раздается голос с порога, однако в голосе не чувствуется строгости, — поспи еще немного! Придешь ко мне попозже.
Двери снова скрипят.
— Нет! — быстро отвечает Мартин. Он почти кричит: — Я иду с вами!
Черное пятно на пороге сначала неподвижно, а потом вдвигается в комнату. И снова тишина. Мартин стоит, немного наклонившись, точно пол жжет ему ступни. Старик снова входит в комнату, приближается к Мартину настолько, что они уже ясно различают друг друга.
— Я тебе сам подберу сумку с бруском, — говорит дед и идет к сундуку. Он снова заслонил окно и взялся за крышку сундука.
— Я его еще вчера вечером приготовил, — отвечает Мартин тихо и подходит ближе к деду.
Он видит, что дед выпрямился, и что-то зазвенело у него в руках, и ему ясно, что это брусок в сумке.
— Ну, одевайся, — говорит дед и идет к выходу. Он одним толчком распахивает двери, и скрип вновь наполняет комнату.
— Мы сейчас выходим, — добавляет он, скрываясь в сенях.
На крыльце немного светлее. Мартин оглядывается. В воздухе чувствуется приближение дня. Наверное, потому, что небосвод побледнел и на горизонте начинает разгораться заря. Еще слабо мерцают несколько звездочек, но вот-вот и они погаснут. И серп месяца потерял свой цвет и побледнел. Только это и говорит о приближении дня. И все же наступление его чувствуется, хотя солнце взойдет не раньше, чем через полчаса.