Визит

Они посмотрели друг на друга, поулыбались, а потом каждый молча сложил свои салфетки и остатки еды. Допили и вино. От лунного света их лица побледнели и пожелтели. Через некоторое время они удобно вытянулись на сене.

— Знаешь, когда я так смотрю на луну, — вдруг начал Ярнач, — мне кажется, что она сладкая. Как мед. Затвердевший кусок хорошего меда. Так и хочется откусить… Так и хочется…

Пулла поудобнее устроился в сене и засмеялся.

— Ну и дурачина же ты, — проговорил он сквозь смех. — Придумаешь. Меда ему захотелось…

— Да что ты понимаешь, — махнул рукой Ярнач. — Все тебе смешно… Так и живешь вслепую со своим глупым умом. И какой тебе от него прок…

— Да уж какой-никакой, да есть…

— Впрочем, это я так… — сказал Ярнач.

Они помолчали, прислушались, но звука, которого они ждали, слышно не было. Ярнач посмотрел на часы.

— Рано еще, — сказал он. — Раньше десяти они не спустятся…

— А черт их знает, когда они спустятся!

— Все равно, надо потише.

— Ладно, будем шепотом, — зашептал Пулла. — Луна сегодня большая, сильная, звук хорошо разносится…

Он немного помолчал, а потом снова заговорил.

— А нашего Ондрея, моего брата, помнишь еще?

— Как же не помнить, — отозвался Ярнач, помолчав.

— Сегодня как раз двадцать лет, как он погиб.

— А что это ты о нем вспомнил вдруг?

— Да не вдруг, я с утра о нем думаю…

— Эх, Яно, Яно, жаль парня, жаль вашего Ондрея, что он так погиб…

Яно Пулла не отвечал. Он прикусил верхнюю губу, весь сжался и зарылся в сено.

5

Сено пахло тимьяном. Яно Пулла поднялся по лестнице на чердак и тихо сказал:

— Ондрей, выходи, есть пора.

За спиной у Яно зашелестело сено. Он обернулся и увидел, как сначала из него показалась голова Ондрея, затем плечи, левая рука со скрипкой и правая со смычком и только потом все остальное.

Ондрей отряхнулся, вытащил из волос сухие стебли, потом посмотрел на брата.

— Тихо? — спросил Ондрей.

— Тихо, — ответил Яно.

— Ушли, что ли?

— Нет, поели, отдыхают…

— Да я знаю, что они здесь, я слышал.

— Да ты не бойся, — шептал Яно. — Пойдем в хлев, там поешь, там тепло…

— А что, если кто-нибудь придет?

— Да говорю тебе, не бойся. По нужде они на зады ходят…

Они стали спускаться по лестнице. Лестница трещала, прогибалась под их тяжестью. Где-то кудахтала курица. Чирикали наевшиеся воробьи. Во дворе лаяла собака. Наконец они ступили ногами на пол. Яно выглянул за ворота, потом приоткрыл дверь хлева. Оба вошли.

В хлеву было тепло. Корова спокойно жевала. Когда они вошли, она посмотрела на них, моргнула и сразу же равнодушно отвернулась. Поросенок чавкал в своем закуте. Яно торопливо перевернул вверх дном пустую лохань и подвинул к ней табуретку. Ондрей сел и продолжал держать в руках скрипку и смычок. Он некоторое время колебался, потом положил и то и другое перед собой на лохань. Яно покрыл лохань белой салфеткой, положил еду. Ондрей торопливо ел. Быстрыми движениями он резал хлеб, сало и лук. По временам взглядывал на младшего брата. А тот как раз пристроился доить корову. Потом нацедил молока из подойника прямо в чашку.

— Пей, — поставил он чашку перед Ондреем. — Еще теплое…

— Угу, — кивнул Ондрей с полным ртом. Он взял чашку и отпил большой глоток. И глубоко вздохнул.

— До вечера потерпишь? — спросил Яно.

Ондрей торопливо кивнул. Он дожевывал.

— Придется! — продолжал Яно. — Я вернусь из леса поздно, скорей всего, в десятом часу…

И в этот момент заскрипели ворота. Ондрей и Яно посмотрели друг на друга. Они сжались, перестали дышать. Ондрей встал, хотел спрятаться за загородку, но в этот момент двери хлева отворились и показалась голова немца. Лейтенант Дуц пьяно ухмылялся.

— Пардон, пардон, я ошибся, — сказал он весело, но двери хлева отворил настежь. Он вошел внутрь, споткнулся о порог. — Что это вы тут, ели? — спросил он, показывая на остатки еды и перевернутые лоханки. Ондрей кивнул.

Немец, шатаясь, сделал еще два шага.

— Хорошая еда, — показал он на сало.

Вдруг он остановился. Он всплеснул руками и от удивления шумно вздохнул.

— Скрипка, музыка! — кричал он радостно. Он захлопал, захохотал. — Ты — играть? — спросил он, показывая пальцем на Ондрея.

— Я, — сказал Ондрей.

— Играй, — приказал лейтенант Дуц.

Ондрей посмотрел на брата и, когда тот кивнул головой, взял скрипку и смычок. Немец затих, стал серьезным. Ондрей заиграл. Корова занервничала, задвигалась, ткнулась носом в загородку. Яно успокаивающе похлопал ее. Мелодия наполнила хлев снизу доверху. Немец слушал, склонив голову набок, и вдруг заорал:

— Хватит музыка! Тихо!

Ондрей перестал играть и снова посмотрел на брата. Яно приложил палец к губам, показывая Ондрею, чтобы он перестал. Тот опустил руки.

— Дай, — показал немец на скрипку. — Дай мне. Будет моя…

Немец протянул руку.

Ондрей снова посмотрел на брата. Яно кивнул, показывая, чтоб он отдал скрипку немцу. Медленно, неохотно двигались руки Ондрея. Лейтенант Дуц схватил скрипку, приложил к подбородку улыбаясь. Потом повернулся и хотел выйти из хлева.

Тогда это и произошло.

Яно не успел и крикнуть. Лейтенанту Дуцу осталось еще два шага до порога, когда Ондрей стукнул по лоханке и закричал: «Стой!»