Визит дамы в черном

Дмитрий сидел у своего письменного стола и рисовал на листе бумаги квадратики, составляя из них сложный узор. Расследование по делу об убийстве Ведерникова застопорилось. Мите казалось, что уже все возможное сделано, но продвинуться он не смог ни на шаг. Никаких доказательств, кроме косвенных и не слишком убедительных, говорящих о причастности к делу Верховского, не было.

«Да, мне неприятен этот революционный фанфарон, — думал Митя. — Но это не повод, чтобы объявить его убийцей».

Сложнее всего было вести допросы Варвары Ведерниковой. Она либо вообще не отвечала на вопросы следователя, либо односложно твердила — да, нет, да, нет, да…

С того дня, как, вернувшись домой, Варвара обнаружила окровавленное тело отца, она очень изменилась. Злые языки утверждали, что дочка Савелия Лукича совсем тронулась умом, и, похоже, не сильно грешили против истины. Варвара перестала общаться с подругами, избегала какого бы то ни было общества, почти не разговаривала с людьми, почти не ела, почти не спала…

Часами она могла сидеть, уставясь в одну точку, погруженная в какие-то свои, никому не ведомые мысли.

— Варвара Савельевна, я повторяю свой вопрос — не узнавал ли у вас Верховский, в какой из дней Савелия Лукича можно будет застать в доме одного? Варвара Савельевна, отвечайте! Верховский спрашивал вас об этом? — Дмитрию приходилось быть очень терпеливым, но это мало помогало.

— Нет, — шептала Варвара после того, как вопрос повторялся раза три, и снова надолго замолкала.

«Может быть, и вправду она помогла убийце, вольно или невольно? А теперь мучается от позднего раскаяния?» — думал Дмитрий.

Ему хотелось съездить в монастырь к дяде, попросить его совета, но лишний раз напоминать монаху, пребывающему в состоянии духовной благодати, о грешной мирской суете за стенами монастыря, о преступлениях, об убийцах было бы жестоко…

Дмитрий сам не заметил, как достал из дальнего ящика стола небольшую шкатулку, в которой хранились две очень дорогие для него вещи — мужской перстень с крупным солитером и золотой портсигар. Эти драгоценности были связаны с именем девушки, которую Митя давно и безуспешно пытался забыть. Он не доставал свою шкатулку уже несколько месяцев, усилием воли запрещая себе это делать. Но как только ему становилось трудно, подступали еще и тяжелые воспоминания, и рука сама тянулась к памятным золотым безделушкам, бередившим Митины раны.

Всего лишь два года назад он жил в Петербурге, у него была невеста, блестящее будущее, радужные надежды…

А теперь он, одинокий и никем не любимый, сидит в глухом уездном городишке, в старом нелепом доме, за потертой крышкой письменного стола и в сотый раз крутит в уме так и этак все, что ему известно об убийстве, которое не может раскрыть.

— Марта, зачем ты оставила меня? — глядя на прозрачный камень перстня, Митя заговорил вслух, обращаясь к женщине, жившей теперь в другой стране за океаном. — Если бы ты была рядом, мне было бы легче. Одно твое присутствие помогало бы мне. Мне плохо без тебя, плохо, плохо…

Дмитрий посидел, уткнувшись лицом в ладони, потом сложил свои ценности обратно в шкатулку и спрятал ее в ящик.

«Надо прекратить подобные штучки, — подумал он. — Это все нервы. Я так с ума сойду, если начну с Мартой разговаривать. Хорошо хоть, никто не слышал…»

Хлопнула дверь, и в комнату ворвался Петр в распахнутом пальто и без шапки.

— Митя, Митя, ты сидишь здесь и ничего не знаешь! Такая новость, такое событие!

— Какое событие? Нашелся свидетель убийства?

— Господи, ты помешался на своем следствии! Опубликован царский манифест. Говорят, текст манифеста подготовил граф Витте. Нам дарованы гражданские права, свободы и Дума, наделенная законодательными полномочиями. Ты понимаешь, что это значит? Россия пошла по конституционному пути! За политические преступления объявляется амнистия! Эх, с каким опозданием доходят сюда новости… Я представляю, что творится в столицах уже два дня! Это перевернет нашу жизнь! Прикажем послать за вином и закусками? Манифест нужно отметить! Или пойдем в ресторацию?

— Топтыгин, ты всегда прежде времени впадаешь в эйфорию! Можно сказать с уверенностью — от того, что провозглашено, до того, что выйдет на практике, — дистанция огромного размера. Или ты не знаешь нашей матушки России?

— Ты патологический пессимист! Ведь это — долгожданная свобода, Митя! Согласись хотя бы, что теперь революционная волна пойдет на спад.

— У нас все получается против логики, голубчик Петенька. Как бы теперь-то и не полыхнуло!

— Ну уж этого не может быть потому, что не может быть никогда! Помнишь, как у Чехова? Хватит бурчать, не порти мне настроение в такой день! Я приглашаю тебя в «Гран-Паризьен»! Кутить так кутить. Я думаю, там уже собралось все либерально настроенное общество и будет настоящий праздник. Не все же видят жизнь в таком мрачном свете, как ты! Хочу пообщаться с людьми, разделяющими мои убеждения!