Визит «Джалиты»

— Вильям Владимирович! — обрадовался ему Гарбузенко. — Хорошо, что вы пришли. Портфельчик заберите свой… тот, что в машине оставили, — он протянул Дубцову его лакированный портфель. — Кстати, газетку, если не жалко, подарите мне. На память.

— Какую газетку?

— Где пишется про ограбление гохрана в Новороссийске. Вы ещё Гурову давали почитать.

— Но вы же к тому Гарбузу не имеете никакого отношения.

Гарбузенко обиделся:

— Як це не имею? А кто ликвидировал ту банду?!

Дубцов вынул из портфеля газету и молча отдал Гарбузенко. Он не был расположен шутить. Разговор, который ему предстоял, был не из весёлых.

В гостиной пансиона среди вспоротых кресел и выпотрошенных во время обыска диванов сидела мадам-капитан. «Перевоплощение» Дубцова её нисколько не удивило. После предварительного допроса она поняла, что у красных здесь был свой.

— Значит, теперь вы меня будете допрашивать? — спросила она, когда Дубцов вошёл в гостиную.

— Нет. Это дело личное, Настасья Петровна. К сожалению, не могу больше скрывать.

Дубцов достал из кармана пальто медную флягу-манерку, которую Райко Христов вёз из Константинополя на «Джалите», отвинтил крышку и вынул свёрнутое трубочкой предсмертное письмо капитана «Спинозы» к жене:

«Милая Настенька!»

Настасья Петровна читала, и её глаза наполнялись слезами.

«Не вини ты меня, ради бога! Вини их. Ты знаешь, кого…»

— Ва-а-сень-ка-а-а!.. — Она обхватила руками голову. — Я же сама тебя убила, родненький, своей рукой!..

Дубцов налил ей воды из остывшего самовара, но она не заметила протянутой ей чашки — перед глазами то расплывались, то прояснялись строчки письма:

«…Впутали в бесчестное дело: принуждали вывозить из Крыма продовольствие… А в России дети пухнут с голоду… продовольствия… на борту не оказалось… не докажешь, что ты ж украл…»

Она схватила руку Дубцова, державшую чашку с водой:

— Вильям Владимирович! Вы же его знали… Васеньку. То был святой человек. Другой на меня не захотел бы и плюнуть, а он в порту подобрал и всю жизнь на меня молился… Солнышко!.. Он бы меня простил. Я же не знала, что за продукты тут прячет Гуров, Васенька! — Она вновь забилась в рыданиях, будто стараясь докричаться до своего капитана, зарытого на православном кладбище в турецком городе. — Я ж для тебя старалась, меняла продукты на золото. Нам же на чужбине предстояло жи-и-ть!

«…Единственный, кто нас рассудит, — это тот никелированный револьвер, который я тебе, Настенька, не велел трогать… Он нас с тобой, родненькая, разлучит. Теперь уж навсегда…»

Дубцов слишком хорошо знал, как судят револьверы. Он ничем не мог помочь этой женщине. Только поставил чашку с водой на стол перед ней я пошёл к выходу…

Мадам вскочила:

— Постойте! — она, оттолкнув кресло, шагнула к Дубцову. — Меня бог наказал и ещё больше накажет, Вильям Владимирович, если я сейчас промолчу! Они продукты, что спрятали, детишкам не оставит, они завалят погреба!

Дубцов так и замер на пороге:

— Говорите!

— Английский фугас заложен, корабельный, для взрыва крюйт-камер… с часовым механизмом. Виталий Викентьевич, этот с виду полудохлый, он у них самый здоровый, должен был все проделать в случае провала. Мне он поклялся — это не опасно. Сказал, только кровля рухнет, завалит погреба — и красные ничего не найдут у меня предосудительного.

— Не опасно?! — Дубцов бросился к двери. — Там динамит!

Он, не разбирая ступенек, спрыгнул с крыльца и побежал к погребам, натыкаясь на кусты и деревья, потому что на дворе уже было темно. У чугунной двери дежурил матрос, тот, что до этого гнездился на дереве, наблюдая за окошком мезонина.

— Товарищ Дубцов, — обратился он к Вильяму Владимировичу, — скажите товарищу Гарбузенко, что вы сами убрали полотенечко с подоконника, а то… вы ж его знаете…

— Немедленно! — Дубцов его не слышал. — Выводите людей из санатория, в первую очередь — детей! Вот-вот взорвётся динамит под полом!

Матрос сорвался с места. Дубцов не смотрел ему вслед. Отвалив тяжёлую дверь, он вбежал в погреб, чиркнул зажигалкой. Освещая ящик за ящиком огоньком зажигалки, искал фугас. Огонёк метался от его дыхания и поминутно гас. Дышать спокойно он не мог от волнения и спешки. Свистело и хрипело в груди.

Дубцов глубоко вздохнул в задержал дыхание. Огонёк перестал метаться, наступила тишина и в тишине стало слышно тиканье часового механизма. Вот оно! Под ящиками с динамитом!

Снимая ящик за ящиком, осторожно, бережно, Дубцов наконец-то добрался до фугаса. Разряжать? Можно не успеть. С фугасом в руках он побежал к открытой двери, откуда тянуло холодом ноябрьской ночи.

Мадам-капитан была во дворе.

— Бросьте! — крикнула она, увидев Дубцова с его ношей. — Взорвётся!

— Рано!

Сразу за оградой пансиона был обрыв к морю. Вильям Владимирович бежал на шум и запах моря, чтобы сбросить с обрыва свой опасный груз…