Визит из преисподней

Он еще раз плеснул в наши бокалы и повел длинной шеей наподобие штабс-капитана Овечкина из «Неуловимых мстителей». Кстати, и в лице у него было какое-то неуловимое сходство с Джигарханяном. Но шея Гарика почему-то так и осталась в свернутом состоянии. Проследив за направлением его зеркальных линз, я мгновенно поняла, в чем дело: по аллее мимо нас дефилировали, виляя задницами, две сопливые девицы. Обе были радикально обнажены, хотя, строго говоря, обнажать было совершенно нечего. Наверное, мой армянский донжуан пришел к такому же выводу, ибо, вернув свою шею в нормальное положение, печально произнес:

— Нет, это не Рио-де-Жанейро… — Вслед за чем обворожительно улыбнулся мне, давая понять, где находится настоящий Рио, и приблизил свой бокал к моему, манерно отставив мизинец:

— Господа гусары, за баб-с!

Ах, Гарик! Все-таки ты неподражаем…

— Так вот, дорогая. Не об этом бы надо говорить с красивой женщиной за бокалом хорошего вина, но раз ты просишь… Теперь я, пожалуй, могу рассказать тебе все, что знаю. Потому что, как ты понимаешь, никакая это уже не «оперативка», а так — дела давно минувших дней. Но в том-то и фикус-пикус, что… что знаю я об этом с гулькин хрен, извини меня! И никто никогда толком ничего не знал про Артиста.

— Но я слышала, он был крупным авторитетом?

— Кто — Артист? Брось. Никаким авторитетом Артист никогда не был. — Гарик поудобнее развалился в кресле, словно готовясь прочесть небольшую лекцию стажеру школы милиции. — Что такое авторитет, Таня? Авторитет — это прежде всего организация, которую создает вор в законе. Организация, основанная на строгом единоначалии, на соблюдении воровской дисциплины, криминальных законов. Пусть их законов, — Гарик сделал особое ударение на слове «их», — преступных, воровских, паскудных, но все же — законов! И, конечно, на безусловном авторитете того, кто эту организацию создал. Отсюда и термин. А Артист…

Он не удержался и сплюнул.

— Артист никогда не признавал никаких законов. Ни этих, ни тех, — Папазян снова расставил ударения. — И, строго говоря, не имел никакого авторитета в криминальной среде. Его боялись — да, с ним считались — да, ему завидовали — конечно! Завидовали его преступным талантам, его дьявольской удачливости, дьявольской способности выходить сухим из воды. Но его люто ненавидели — все, всегда и всюду. Не раз его пытались убрать свои же, но подонок всегда выворачивался. Артисту не могли простить и то, что у него не было никаких воровских корней. То есть вообще никаких! Никто не знал, кто он, откуда, какого роду-племени… Его настоящее имя неизвестно. Ты не поверишь, Таня, но у нас даже нет ни одной его фотографии!

В это и правда трудно верилось. Я удивилась:

— Он что же — ни разу не был задержан?

— Да нет же! В том-то и фикус-пикус, что — нет… Случай, невероятнейший в истории криминалистики, просто позор на нашу голову, иначе не скажешь! И это при том, что за ним числилось по меньшей мере десяток убийств, а еще — наркота, притоны, порнобизнес… Букет моей бабушки! Кстати, его еще называли Галантерейщиком, и знаешь почему? Обожал душить своих жертв их же собственными галстуками! Если они у них были, конечно. Для женщин шли в ход колготки, чулки, шарфы — в общем, всякая бытовая дребедень. Ты помнишь наших ребят? Так называемое «галстучное дело»… — Его кулачищи непроизвольно сжались. — Так это тоже был Артист!

Я, разумеется, помнила это дерзкое убийство, потрясшее в свое время весь город. Я тогда еще училась в юридическом. Трое оперативников, находившихся в засаде где-то на явочной квартире, были усыплены каким-то газом, а потом задушены своими же галстуками. Боже мой!.. Я уже сама не знала, на что мне надеяться: то ли на то, что Артист жив, то ли на то, что он покойник…

— А киднеппинг? — осторожно ввернула я.

— Что? — Гарик даже приподнял свои очки, и меня просверлили острые буравчики его черных глаз. — Нет, такого я за Артистом не знаю. А почему ты спрашиваешь?

— Да так… — Я искренне пожалела, что распустила язык!

— Ох, смотри у меня, Татьяна! Я к тебе со всей душой, а ты… Папазян не тот человек, чтобы держать его за лоха!

Дело могло принять серьезный оборот. Пришлось подольститься к Кобелянчику невинной лаской. Как я и думала, подействовало безотказно: он снова отмяк и даже заказал еще одну бутылочку красненького.

— Теперь ты понимаешь, дорогая, почему существование этого козла Гарик Папазян всегда воспринимал как личное оскорбление. Пять лет я гонялся за ним… — В подтверждение он показал свою левую ладонь с растопыренными пальцами, так как правая была занята бокалом. — Пять лет! Не один я, конечно… И — ничего. Ни-че-го! Ни свидетелей, ни улик — одни трупы. Да словесный портрет…

На этот раз я не спешила проявлять свою осведомленность. Но Гарик не заставил меня долго ждать: