Должно быть, еще добрых пять минут мы ехали от КПП к дому по ровненькой подъездной дороге со скоростью никак не меньше 60 кэмэ в час! И вот водитель заглушил двигатель, а мой сосед слева, на плече которого я мирно дремала добрую половину пути, заботливо придержал меня за локоть:
— Выходите, приехали.
— Может, развяжете глаза-то? Я у вас тут шею сломаю!
— Ничего, я помогу. — В чем он мне поможет, я так и не поняла: шею сломать, что ли?.. — Осторожнее, здесь ступенька…
Таким манером — то ползком, то волоком — мы преодолели бесчисленное количество ступенек, лестниц, коридоров и коридорчиков — одним словом, погонных метров вражеской территории. Навстречу нам бесконечно попадались новые люди — почему-то исключительно мужского пола, мой провожатый обменивался с ними какими-то фразами, но, судя по тону, уже в сугубо деловом ключе. И не раз я пожалела, что ничего не смыслю в татарском, кроме «бар» да «йок»… Надо будет подзаняться. Если, конечно, во всей передряге мне не выйдет полный «йок»…
Наконец, открыв какую-то дверь, мой сопровождающий сказал: «Подождите здесь». С этими словами он снял пелену с моих глаз и бесшумно исчез прежде, чем я смогла его увидеть. Мне показалось, что в мою бедную сетчатку ударили разом сто миллионов фотонов, и я зажмурилась от резкой боли. А когда вновь смогла приоткрыть глаза, то поняла: хотя света в этом помещении не так уж много, но зажмуриться тут есть от чего!
Судя по всему, меня привели в кабинет шефа. Площадью он был никак не меньше, чем малый зал заседаний нашего областного правительства. И вся эта площадь — от стенки до стенки! — была укрыта золотистым персидским ковром, о стоимости которого я не берусь даже делать предположения. (А ведь кое-что в этих делах смыслю!) Мои ноги, обутые, по случаю рискового мероприятия, в простенькие и удобные матерчатые тапочки, утонули в этом произведении коврового искусства по самые щиколотки. В противоположном от меня конце «зала заседаний», близ окон, задрапированных зелеными парчовыми шторами с золотыми кистями (точно такие же зеленые покрывала украшали оттоманку в углу и несколько кресел, разбросанных по всей комнате) расположился резной с инкрустациями письменный стол — тоже произведение искусства. За ним смело могло бы уместиться все наше правительство. Сбоку от этого «полигона» красовалась китайская фарфоровая напольная ваза гигантских размеров: небесно-голубая, расписанная тончайшим причудливым орнаментом, с ручками в виде огнедышащих драконов… Все губернское правительство в ней, конечно, не поместилось бы, но уж один губернатор — это как пить дать!
Слева, над зеленой оттоманкой, на зеленом же ковре (правда, размером поменьше, чем на полу) расположилась потрясающая коллекция старинного холодного оружия. Благородные дамасские клинки, кривые турецкие ятаганы, казачьи шашки, кинжалы, усыпанные драгоценными каменьями, доведенные до совершенства причудливой фантазией древних оружейников… Ничего подобного я никогда не видела!
Довершил же мой моральный разгром камин, который занимал почти всю противоположную стену — по правую руку от меня. В нем могло бы… ладно, оставим в покое наше несчастное правительство, ему и так уже досталось. В этом камине спокойно могла бы припарковаться та вишневая «девятка», которая меня сюда доставила. Готова поспорить: такому камину позавидовал бы даже «Президент-отель»! А впрочем, я понятия не имею, что там есть, в этом «Президент-отеле», да и наплевать: мне на всю оставшуюся жизнь хватило бы этой комнаты! Я уж не говорю о каминной решетке, о люстре, канделябрах, подсвечниках, зеркалах, вазах, статуэтках, письменных приборах, о шелковых обоях на стенах и даже — о Господи! — о золоченой клетке с «райской птичкой»… Боже правый! Аллах всемилостивый!
В этой комнате, похоже, не было ни одной даже самой малой вещицы, которая не являлась бы произведением искусства, музейным экспонатом. Впечатление создавалось такое, что всю свою обстановку хозяин этого кабинета приобрел на распродаже у какого-нибудь внезапно обедневшего арабского эмира, но… как иначе объяснить, что все эти вещи оказались здесь?!
Совершенно позабыв о времени и пространстве, я завершила беглый осмотр по первому разу и по второму дошла опять до коврика с клинками, когда голос, прозвучавший, казалось, у самого моего уха, заставил меня вздрогнуть:
— Приветствую тебя в моем доме, уважаемая дочь моя!