«Дорогая! Не пугайся всех этих денег. Я не ограбил банк и не совершил ничего дурного. Это честно заработанные деньги. Лучше поезжай в Форт-Пирс и положи их в банк, там у тебя ни о чем не спросят, и снимай их со счета по мере надобности. Майра, мне придется уехать, и я не могу сказать тебе адрес. Этих денег хватит и для тебя, и для новой посевной, и на оплату больничных счетов для ребенка. Больше я не могу сообщить ничего, и тебе придется мне поверить. Постарайся не волноваться и не обращайся ни в полицию, ни к кому бы то ни было еще. Ни о чем не спрашивай. Если ты сделаешь все так, как я сказал, я буду посылать тебе по тысяче долларов каждые три месяца, но у меня будут серьезные неприятности и денег больше не будет, если ты расстроишь весь этот план. Поверь, дорогая, я все продумал, и это лучший выход для нас с тобой, да и для ребенка тоже. Эта сумма куда больше того, что я могу заработать за целый год. Соседям можешь сказать, что меня призвали в армию или что-нибудь в этом роде. Или что я уехал на Запад на заработки. Только не волнуйся! И не пытайся разузнать еще что-нибудь кроме того, что я уже рассказал. Когда все кончится, ты меня поймешь. Поцелуй за меня ребенка, когда он родится… и, пожалуйста, постарайся доверить мне решать, что лучше, а что хуже. Твой любящий муж
Молчание, наступившее после того, как Шейн закончил читать, было нарушено только шелестом бумаги, когда он осторожно складывал листок. Миссис Уоллес широко открыла глаза и сглотнула.
— Что мне оставалось делать, мистер Шейн? — Она напряженно посмотрела на Люси. — Вы женщина, мисс Гамильтон. Что бы вы делали в таких обстоятельствах?
Люси медленно покачала головой, ее карие глаза потеплели.
— Если бы я любила своего мужа… и верила ему… думаю, что сделала бы то же самое, что и вы. Но что все это значит, Майкл? — быстро продолжала она. — Десять тысяч долларов! И еще по тысяче каждые три месяца…
Шейн недоуменно пожал плечами.
— Больше никаких новостей не было? — спросил он Майру Уоллес.
— Только конверт из Майами раз в три месяца с очередной купюрой в тысячу долларов. — Ее голос слегка дрожал. — Каждый конверт надписан его рукой, с тем же обратным адресом, без единого клочка бумаги внутри. Только купюра. У меня уже три. Последний я получила месяц назад.
Шейн положил письмо обратно в конверт.
— И вчера вечером Джаспер Грот позвонил вам и сказал, что у него есть информация о вашем муже… как раз перед тем, как он сам исчез?
— Да, это так. Но он так и не сказал, какого рода эта информация. Жив Леон или умер.
— Думаю, вам пора справиться о нем у Хоули.
— Я уже это сделала! Сегодня утром я позвонила им из квартиры миссис Грот и попросила к телефону мистера Леона Уоллеса, садовника. Ответил какой-то слуга, как мне показалось — негр. И он сказал, что у них нет никакого садовника уже по крайней мере год… и он ничего не знает о моем муже. Вот тогда я и решила… что должна обратиться к вам, мистер Шейн. Я, конечно, слышала о вас и раньше, — быстро добавила она. — Так же, как, наверное, и любой другой во Флориде. Я могу вам заплатить. Я почти не потратила тех денег, что посылал мне Леон. Мне все равно, что он сделал, только найдите его. Дела на ферме идут хорошо. Мы сможем вернуть все эти деньги.
— У меня уже есть один клиент по этому делу, миссис Уоллес, — ответил Шейн. — Мне кажется, исчезновение вашего мужа и Джаспера Грота как-то связаны. — Он нахмурился и ущипнул себя за мочку левого уха. — Вы сохранили остальные конверты, в которых приходит ежеквартальная плата?
— Да. Они у меня дома. Но они точно такие же, как этот, мистер Шейн. Адрес написан рукой Леона. Таким образом, я знаю, что по крайней мере месяц назад он был жив и находился в Майами.