Визит «Полярного Лиса»

Под имеющихся проверенных командиров из окруженцев необходимо сформировать механизированные и стрелковые соединения уровня дивизия-бригада. И это переформирование сводных отрядов в действующие соединения требуется провести без отрыва от боев, потому что партизанщина должна быть истреблена как можно скорее, иначе не будет никакого успеха. При этом не забывать о том, что враг не дремлет и что зачастую под личиной советского командира может скрываться трус и карьерист или человек, зараженный низкопоклонством перед Западом. Поэтому следует отделять мух от котлет – то есть пытающихся внедриться немецких диверсантов (да и просто трусов и паникеров) от честных окруженцев, искренне желающих продолжить борьбу с немецко-фашистскими оккупантами. Ошибка в этом вопросе могла стоить очень дорого, и права на нее у генерала Болдина не было.

По счастью, в распоряжении особистов, осуществляющих фильтрацию личного состава, теперь имеется портативный психосканер – этот прибор, помимо всего прочего, способен замерить уровень искренности ответов на задаваемые вопросы. Да и «все прочее» – то есть психопрофиль тестируемого – может дать немало информации к размышлению о том, на какую должность стоит назначить данного человека и стоит ли вообще его куда-нибудь назначать. Таким образом, через психосканирование по причине низких моральных качеств от назначения в командование были отсеяны несколько старших командиров, в том числе в генеральских чинах. За некоторыми из них уже имелись грешки, некоторые же по своему психопрофилю просто не соответствовали занимаемой должности.

Примерно тогда же, Околоземная орбита, высота 400 км, разведывательно-ударный крейсер «Полярный Лис».

Командир 27-й стрелковой дивизии – генерал-майор Александр Михайлович Степанов (48 лет).

Так уж получилось, что в самый ответственный момент меня скрутил жесточайший приступ язвы желудка. Добро бы это было какое-нибудь достойное ранение – так нет, из строя меня вывела до безобразия мирная, гражданская болезнь. Самое досадное было то, что в условиях окружения и беспрерывного отступления от этой болезни было невозможно найти каких-нибудь лекарств, а о соблюдении надлежащей диеты не могло быть и речи.

Потом с небес прозвучал трубный глас, и мы сподобились узреть второе пришествие марсиан. Это если за первый раз считать вымышленное нашествие, описанное британским сочинителем Уэллсом. Мол, землю спасут добрые бациллы, к которым мы привычны, а для чужаков они чистый яд. Три раза «Ха», господин Уэллс! В бациллах чужаки разбираются значительно лучше нас, обычных землян, и такой мелочью их не остановишь. Да и не хочется мне их останавливать; пусть об этом голова болит у немцев, которым они уже изрядно намяли бока. Да и не чужаки они нам вовсе, а вполне приличные, хоть и странные люди, при этом разговаривающие на русском языке. Все они мне симпатичны, хоть иногда и приходилось щипать себя за руку.

Первым моим сильным впечатлением должен был стать полет туда, но я его почти не помню, потому что вчера вечером, перед погрузкой на транспортный летательный аппарат, у меня как раз начался очередной приступ, и для того, чтобы его купировать, мне вкололи сильное болеутоляющее. От этого укола я перестал чувствовать свое тело и ощутил состояние беспричинной радости, бодрости и оптимизма, после чего долгое время находился в радужной эйфории, наподобие детского волшебного сна. Помню только, что со мной «наверх» летело несколько высокопоставленных раненых, которые, в отличие от меня, пострадали не от мирной болезни, а от вражеских пуль и осколков снарядов. Им вроде тоже делали уколы болеутоляющего, но не такие сильные, и они даже могли переговариваться между собой и шутить в то время, как у меня в ушах звенели колокольчики. Зато хоть желудок болеть перестал, и это уже было большим плюсом. Когда исчезает длительная ноющая боль, время от времени переходящая в острые приступы, этот факт сам по себе может вызвать головокружительную эйфорию.

Но главное головокружение у нас у всех было еще впереди. Там, «наверху», то есть в ангаре для транспортных аппаратов на борту космического крейсера, меня, то есть всех нас, ждало еще одно потрясение. На стене, прямо перед открывшимся для выгрузки люком, во всю высоту в три человеческих роста под надписью «РУССКАЯ ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ИМПЕРИЯ» был изображен герб, который заставил меня и моих товарищей на какое-то время застыть в недоумении с мыслью: «Куда мы попали?!» Представьте себе – на ярко-алом фоне огромный двуглавый орел золотого цвета, а между головами орла (там, где на гербе Российской империи была изображена большая корона), большая темно-красная пятиконечная звезда в золотой же окантовке, с расходящимися от нее золотистыми лучами. Более дикого сочетания несочетаемого представить себе было трудно.