Визит «Полярного Лиса»

29 июня 1941 года, поздний вечер. Москва, Кунцево, Ближняя дача Сталина.

День 29-го июня у Сталина прошел так же как и в нашей реальности. Днем он тщетно пытался добиться у Тимошенко и Жукова информации о том, что происходит в полосе Западного фронта, вместе с Берией, Молотовым и Маленковым ездил в наркомат обороны, где имел тяжелый разговор с начальником генштаба Жуковым. В результате сказанных Сталиным слов Жуков разрыдался, будто последняя институтка, и его пришлось успокаивать Молотову, а Вождь только укрепился в своем мнении. И в самом деле – начальник Генштаба, который не имеет связи с войсками и не владеет обстановкой на ключевом Московском направлении, едва соответствует занимаемой должности*.

Примечание авторов: * Никто, собственно, и не спорит с тем постулатом, что генерал армии Жуков по складу своего характера, или как выразилась бы Ватила Бе, по психопрофилю, никогда не был пригоден к штабной работе, являясь ярко выраженным полевым командиром. Комфронта он был прекрасный, а вот начальник штаба хреновый.

Ситуацию не скрашивало даже улучшение положения на других фронтах. На Северо-западном линию этого самого фронта с помощью «защитников» удалось стабилизировать по руслу Западной Двины, посбивав обратно в воду немецкие плацдармы на правом берегу, в том числе освободив Даугавпилс, а подошедшие из глубины стрелковые части спешно обустраивали оборону на правом берегу. Это давало надежду удержать Ригу, которая становилась прифронтовым городом, и вообще не пустить врага вглубь России. Одновременно на Юго-западном фронте танковое сражение за Дубно-Броды с помощью тех же «защитников» перешло в фазу тяжелого клинча, сковавшего всю первую танковую группу противника. В кровавой мясорубке встречного танкового сражения несли потери обе стороны, но все же немцы теряли чуть больше, чем они могли себе позволить, и самое главное – они теряли время, срывая график выполнения ближайших и последующих задач.

Однако только краха Западного фронта, открывающего врагу дорогу на Москву, хватало для того, чтобы Сталин все же сказал свою историческую фразу о том, что стало в результате их разгильдяйства с оставленным Лениным в наследство первым в мире государством рабочих и крестьян. К тому же вождю не давали покоя мысли о «защитниках», а также о тех требованиях, которые они могут предъявить партии большевиков и советскому правительству в обмен на свою помощь по разгрому врага. Ведь лекарство может оказаться страшнее болезни, тем более что по этому вопросу не было пока вообще никой информации, как и по вопросу положения на Западном фронте.

И в то же время в ЦК, по информации, передаваемой обкомами или по ее отсутствию, уже могли сделать вывод, что Минск либо уже пал, либо падет очень скоро. Уничтожение «защитниками» германской танковой дивизии, выбежавшей на шоссе Минск-Москва между Минском и Борисовым, смогло задержать падение столицы советской Белоруссии максимум на сутки. Благодаря тому, что германская авиация резко ослабила свою активность, воздушная разведка уже неоднократно обнаруживала германские танковые колонны севернее и южнее Минска, как и те места, где эти колонны явно подвергались ударам с воздуха. О положении же своих войск не было известно вообще ничего – шестьсот семьдесят тысяч бойцов и командиров, три тысячи триста танков, четырнадцать тысяч орудий и минометов, огромное количество боеприпасов, топлива и снаряжения будто канули в какую-то черную дыру.