После Наркомата обороны Сталин, Берия, Молотов и Маленков (который в ЦК курировал военных) поехали на Ближнюю Дачу с целью обсудить сложившееся положение. Рабоче-Крестьянская Красная Армия по факту оказалась полностью неуправляемой и совершенно неготовой к войне. Нужно было что-то делать, и делать срочно, потому что в противном случае последствия грозили быть самыми тяжелыми. К тому же у Сталина, который отличался просто звериной подозрительностью, с каждым часом усиливалось появившееся несколько дней назад ощущение, что все эти катастрофические события начала войны произошли не просто так, а по чьему-то злому умыслу или же замыслу. Вершки (Тухачевского и компанию) выдернули, а корешки то остались. С тех пор, как Павлов вместо нормальных фронтовых сводок начал присылать какие-то отписки, у вождя возникло жуткое желание отозвать того в Москву, бросить в подвалы Лубянки и попросить Лаврентия, чтобы с ним поработали лучшие тамошние специалисты заплечных дел. Сдерживало Вождя пока только то, что такие репрессии против одного из представителей высшего генералитета в самом начале войны могли породить тотальное недоверие к командирам и падение боевого духа Красной Армии до отрицательных величин, когда бойцы начнут просто разбегаться, считая, что командиры их предали.
Но товарищи не успели договориться ни до чего конкретного, как вдруг за окнами сталинского кабинета раздался протяжный, постепенно затихающий свист. Берия, как самый храбрый в этой компании (да и по должности положено), подошел к окну и осторожно приотдернул с одного края занавеску. Простояв некоторое время в такой позе, нарком внутренних дел обернулся и негромко сказал:
– Коба, это Посланец! Скажи своему Власику, чтобы его оглоеды не вздумали вести себя враждебно, или, не дай бог, стрелять, а то наломают дров – всю зиму печь топить хватит.
Сняв трубку внутреннего телефона без диска, Сталин сказал в нее несколько слов, потом с независимым видом подошел к окну (типа он тоже ничего и никого не боится) и выглянул за приоткрытую Берией занавеску.
– Хм, и в самом деле Посланец, – сказал вождь Берии, разглядывая опустившийся на лужайку перед домом краснозвездный шаттл со сложенными крыльями, – и ведь как удачно получилось – Лаврентий, мы хотели поговорить с Посланцем без лишних свидетелей, и вот, пожалуйста, Посланец, я, ты, Вячеслав и товарищ Маленков. Круг посвященных уже некуда.
– А военные, Коба? – деловито спросил Берия, – Ведь мы с тобой, как ни крути, вопросами ведения современной войны владеем весьма поверхностно… А то как бы не получилось, что все хуже некуда.
– Не беспокойся, Лаврентий, – произнес Вождь, – если это потребуется, я вызову сюда товарища Шапошникова.
– А почему Шапошникова, Коба? – спросил Молотов, – почему не Тимошенко и не Жукова?
– А потому, Вячеслав, – ответил Сталин, – что у Тимошенко с началом войны все валится из рук, а Жуков сегодня разнюнился как баба. Кстати, товарищи, смотрите – уже начинается…
Действительно, пока товарищи обменивались мнениями, шаттл зажег передние фары, осветившие площадку перед домом ярким бело-голубым светом, после чего откинул кормовую аппарель – и открылся темный проем тамбура десантного люка. Несколько мгновений спустя оттуда показался худощавый человек в полевой форме РККА со знаками различия бригадного комиссара. В правой руке он держал небольшой прямоугольный фибровый чемоданчик. Едва он спустился на землю, аппарель снова поднялась, перекрывая люк, но кормовые фары, освещающие лужайку перед домом, продолжили гореть. В этом нестерпимо белом неземном свете к человеку, высадившемуся из посадочного аппарата, подошли сотрудники личной охраны вождя, которым тот отдал свой пистолет и показал какое-то удостоверение. После этого один из охранников Сталина вернулся в дом, остальные остались стоять в беспощадном свете ламп вокруг прибывшего, не предпринимая, впрочем, никаких иных действий. Некоторое время спустя на столе у вождя зазвонил тот самый телефон без диска.
– Товарищ Сталин, – сказала трубка голосом Власика, – это бригадный комиссар Щукин, военком 6-го кавалерийского корпуса. Говорит, что прибыл к вам от заместителя командующего Западным фронтом генерала Болдина с особо важным сообщением…
Берия, который тоже слышал эти слова, в ответ на вопросительный взгляд Вождя только пожал плечами. В любом случае интрига должна была разрешиться в течении нескольких ближайших минут.
– Хорошо, – сказал Сталин в трубку, – приведите его сюда. И помните, что этот человек, а также все, что он при себе имеет, является предметом секрета государственной важности.
В кругу такого большого количества советских начальников высшего эшелона (до кучи не хватало только Мехлиса и Калинина) бригадный комиссар Щукин почувствовал себя не в своей тарелке. Как сторожевой барбос из будки в стае породистых ротвейлеров. Но Сталин, который умел, если надо, напугать человека до полусмерти или внушить почтительное благоговение, на этот раз повел себя очень просто.