-- По ночам, судно увеличивало скорость, -- сообщил Амон. -- Поэтому мы прибудем вечером, как всегда.
-- Я заметила, что вы предпочитаете вступать на сушу, когда солнце скрывается за горизонтом. Почему?
-- Не скажу, -- сухо оборвал Амон. И уже другим голосом скомандовал: -- Живо в ванную и чтоб через десять минут была готова к завтраку. Я голоден, но так уж и быть подожду.
Позже, уже сидя за накрытым к завтраку столиком, Светлана спросила:
-- Амон, что происходит с Мэгги? Вчера я её не видела, но Катерина утверждает, что она не в себе.
-- Спятила. -- Улыбаясь, уточнил Амон. -- Я думаю. Не каждый смертный останется в здравом рассудке, когда увидит то, что, увидела Мэгги.
-- Можно узнать? -- полюбопытствовала Светлана.
-- Настаиваешь? -- скосил глаз Амон. Вытащив из ножен кинжал, вонзил в лежащее на блюде мясо.
Немного поколебавшись, но любопытство взяло вверх, Светлана кивнула, наблюдая, как ловко Амон орудует кинжалом.
-- Видишь, умение владеть оружием помогает и в такой ситуации, -- перехватив её взгляд, с иронией сообщил Амон. Но тут же сбросив усмешку, серьёзно сказал: -- Ну, а что касается Мэгги. Скажем, не каждому доведётся при жизни посетить чистилище. Когда ты умираешь, истекая кровью, чтобы проснуться утром в целости и сохранности. Но просыпаться, помня всё, до мельчайших подробностей. Нельзя с уверенностью сказать, как на это отреагирует человек и как это отразиться на его рассудке. Мэгги не повезло, она слишком слаба. Первая же ночь вывела её из равновесия...
-- Я не понимаю, для чего?
-- Развлекаемся, -- пожал плечами Амон.
-- Боже! В какой компании я нахожусь! -- с ужасом воскликнула Светлана и тут же вздрогнула, на её руку словно плеснули кипятком. Опустив глаза, обнаружила, что татуировка светится ярким, обжигающим светом.
-- Вот, вот, -- покачал головой Амон. Вонзив кинжал в стол, он ладонью накрыл татуировку. Боль и жар спали.
-- Почаще вспоминай Бога и не такое почувствуешь. Тебе следовало давно забыть о его существовании.
Амон убрал руку. Клеймо снова было чёрным, а руны алыми. Светлана в недоумении потрогала пальцем клеймо, но оно больше не загоралось. С отчаянием девушка спросила:
-- Мне даже нельзя упоминать его?
-- Не-а. В прямом обращении нельзя, -- откинувшись на спинку кресла, весело улыбаясь, сказал Амон. Выдернув кинжал из стола, он подкидывал его, ловя за рукоять.
-- А если я перекрещусь?
-- Попробуй, -- усмехнулся он. Метнув кинжал в цель, рядом с дротиком, скрестив руки на груди, Амон выжидающе уставился на девочку.
С опаской, поглядывая на левую руку, Светлана быстро перекрестилась, мысленно воззвав к Богу, и застонала от боли. Руны снова полыхали обжигающим светом. Кожа вокруг татуировки покраснела как от ожога. Но хуже всего было от браслета. Череп с рубиновыми глазами сжавшись, так вонзился в запястье, что выступила кровь, заструилась по пальцам, капая на ковер. С ужасом Светлана посмотрела на посмеивающегося дьявола. Тот даже наклонился вперёд, чтобы получше рассмотреть реакцию на крест.
-- Что ж, результат оправдал мои ожидания. Это тебя убедило больше не обращаться к НЕМУ?
-- Вполне, -- страдая от боли, кивнула девочка.
Удовлетворенный ответом, Амон провел ладонью по её руке. Боль стихла. Рана от черепа затянулась не оставив и шрама. Пришла в норму и кожа вокруг остывшего клейма. Только застывшая кровь напоминала о случившемся
-- Если я попаду в церковь, то тут же замертво и упаду?
-- В церкви ты уже была, и, как видишь, в целости и сохранности. Ничего с тобой не случилось.
-- Странно. Вы повторяете слова Дорна. Но я не помню ничего из моего посещения церкви.
-- Это моя забота, в первый и последний раз. Не ломай голову. Теперь ты будешь помнить всё, что будет происходить в твоём присутствии.
-- И, разумеется, в таких случаях мне надлежит постигать сущность человека, -- с сарказмом подытожила Светлана.
Амон, в который раз оставив без внимания ехидство, молча кивнул, соглашаясь со сделанным ею выводом.
-- Ну, а Мэгги... -- дальше девочка уже ничего не произнесла остановленная вспышкой ярости дьявола.
-- Черт возьми! -- прорычал он, вскакивая с кресла, опрокидывая столик с завтраком.
Пнув его, и с удовлетворением выслушав, как зазвенели, разбиваясь тарелки, Амон обернулся к испуганной девушке.
-- Забудь о ней! Она уже даже не человек! Тень. Подобие его! Не смей при мне упоминать её имя. Хватит милосердия!