Визитатор

На колокольню поднимался монах, держа в руках новую веревку. Викарий узнал его — это был, как он успел заметить, любимец аббата, брат Арман, — красивый блондин с дерзким взглядом голубых глаз.

— Ах, извините, господин викарий! — воскликнул брат Арман. — Я не знал, что вы здесь. Надеюсь, я вас не испугал?

Удивление и беспокойство получились у него почти естественными, но это «почти» все же не ускользнуло от викария.

— Нет, вы меня не испугали, — сдержанно ответил он. — Хотя, признаю, ходите вы на редкость бесшумно. Так вы, стало быть, новый пономарь?

— О, нет, — брата Армана даже передернуло от подобного предположения. — Я только обязан выполнить поручение господина аббата. В колокол-то надо звонить.

— В таком случае вы, возможно, знаете, куда подевалась старая веревка?

— Должно быть, ее выбросили, — пожал плечами брат Арман, и дерзко добавил. — азве не вы этим утром заявили, что она прогнила?

Викарий сжал челюсти. В былые времена он с удовольствием проучил бы наглеца, но теперь позволил себе лишь немного напугать его.

— Уж не вы ли? — вкрадчиво поинтересовался он.

Выпущенная стрела достигла цели: брат Арман переменился в лице и судорожно сглотнул.

— Нет, что вы, господин викарий, да я сюда и не поднимался этим утром.

— А когда вы поднимались? — продолжал въедливо допытываться викарий.

— Давно, уж и не помню когда, — ответил брат Арман, беря скамью. — А почему, собственно, вас это интересует? — К нему, наконец, вернулась привычная самоуверенность. Взобравшись на скамью, он принялся старательно привязывать веревку к языку колокола.

— Просто я по природе любопытен, — сухо ответил викарий. — Ну, не будем вам мешать. Выполняйте поручение господина аббата.

— Очень подозрительный монах, — зашептал Жакоб, спускаясь по ступеням вслед за викарием. — Видели, святой отец, как он испугался, когда вы стали его расспрашивать. Неспроста это, ох неспроста. Правда, руки у него целы, ни одного маломальского пореза я не заметил, а жаль!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Матье де Нель сидел в кресле у камина, неспешно переворачивая страницы: молчаливый библиотекарь по его просьбе принес заказанные книги, а камерарий — очень любезно с его стороны — пергаментные свитки из архива. Так бы и сидеть в тепле до самого обеда, наслаждаясь книгами, но из-за последних событий обычного удовольствия от чтения викарий не получал.

На колокольне его подозрения подтвердились: брат Жан стал жертвой заранее продуманного убийства. С одной стороны, это тешило самолюбие, ведь наблюдательность и острый ум его не подвели, но с другой стороны, ставило перед непростой дилеммой — начинать расследование или сделать вид, что он ничего не заметил?

Жакоб расположился здесь же на облюбованном им сундуке, глядел ежом и недовольно сопел. Ещё бы! Он-то был уверен, что викарий, спустившись с колокольни, тут же учинит дознание, ведь то, что пономарю кто-то помог сломать шею, теперь стало ясней ясного. Но не тут-то было! Святой отец, как узрел проклятые книги, так и позабыл обо всём на свете!

Сказал, что дела ему нет до того, кто убил пономаря, что начни он дознание, придется задержаться в аббатстве, и кто его знает насколько, а этого ему совсем не хочется, пусть уж лучше считается, что тот сам свалился. Он-де, свое любопытство на колокольне удовлетворил, а остальное его не интересует, да и времени у него нет, поскольку в Орлеане его ждет недописанная книга.

Ох уж эти книги! Жакоб в них проку никакого не видел, один перевод времени.

Викарий еще чего-то говорил, но Жакоб слушать не стал, ушел бродить по аббатству. Перекинулся парой слов с монахом, чистившим голубятню, потом заглянул в пекарню, где получил свежую булочку — все-таки состоять при визитаторе не так уж и плохо!

Что ни говори, а встретить святого отца ему помогло само провидение. Если бы тот не спас его, болтаться Жакобу в петле на рыночной площади в Париже в назидание другим.

То, как викарию удалось вырвать его тогда из рук полицейских сержантов, Жакоб помнил смутно — уж больно напуган был, а вот как они с большими предосторожностями добрались до улицы Саватери, помнил отлично. Вдова, владелица свечной лавки, приняла их с неожиданным гостеприимством.

Пока хозяйка, отослав служанку, сама накрывала на стол, Жакоб с любопытством огляделся.

Бронзовые кувшины — символ достатка — красовались на поставцах рядом с глиняными горшками. На стульях и скамьях с прямыми спинками для удобства были положены мягкие подушечки, а большой сундук у окна поразил его воображение причудливым замком.

Да-а, видать торговля свечами — дело прибыльное, хотя иначе и быть не может. Вот ему приходилось слышать о старшине цеха булавочников, который за раз выложил целых сорок ливров на свечи для приходской церкви.

Звонкий смех хозяйки прервал размышления Жакоба. Подливая святому отцу вина, она, как бы ненароком, положила руку на его плечо.