— Освободили, капитан! Сейчас поднимают наверх!
— Жив?
— Дышит, ног говорят, без сознания!
— Быстро в лазарет! Доктор, готовьтесь принимать раненого!
Услышав команду, Татьяна кинулась включать электрический автоклав со шприцами, больно ушибла руку о дверцу сейфа, доставая оттуда ампулы с морфием, камфорой, новокаином.
Некрылова принесли спустя несколько минут. Безжизненное тело держали на руках Воротынцев и предсудкома Сидорин. У помполита на рукаве болтался оторванный клок штормовки, из-под которого проглядывало окровавленное плечо.
— Вы тоже ранены, Кузьма Лукич? — встревожилась Татьяна.
— Сначала его, — жестом остановил ее Воротынцев.
С Гешки осторожно сняли обувь и одежду, положили его на кушетку. Татьяна не успела еще как следует осмотреть пострадавшего, когда помполит заторопился на выход.
— Куда же вы, Кузьма Лукич? — заволновалась Татьяна, не зная, как ей поступить.
— Мне надо в трюм!
— Но вам нельзя! У вас кровотечение! Надо сделать обеззараживание и перевязать!
— Потом, доктор, потом! — на ходу отмахнулся здоровой рукой Воротынцев.
Едва за ним хлопнула дверь, как в коридоре послышался шум, женский истерический крик. В лазарет ворвалась растрепанная Лида.
— Геша! Гешенька! — голосила она. — Что с ним? Его убило?
Татьяна заступила ей дорогу в процедурную.
— Успокойся, Лида. Ничего страшного не случилось. Ему оказывается помощь.
— Неправда! Вы обманываете меня! Он умирает!
— Он будет жить, — взяв ее за плечи и повернув к выходу, сказала Татьяна. — Идите и успокойтесь, вам нельзя волноваться, — машинально перейдя на «вы», тихонько выпроваживая буфетчицу из лазарета, говорила она.
Аврал в трюмах продолжался еще более двух часов. Только когда груз был дополнительно раскреплен от бортов и ящик от ящика прочными сосновыми брусьями и перестал «дышать», то есть раскачиваться на ослабших креплениях, помполит Воротынцев снова заявился в лазарет.
— Царапнуло чуть-чуть, — поморщился он, освобождая поврежденное плечо. — Помажьте чем-нибудь, доктор, чтоб не зудело.
— Ничего себе царапнуло! — ахнула Татьяна. — У вас же тут все синё. Сильный ушиб плечевого сустава. Придется вам, Кузьма Лукич, походить с рукой на перевязи. Буду накладывать вам рассасывающие компрессы.
— А чем же я буду за стенки держаться? — попытался улыбнуться помполит.
— Держитесь одной рукой. И не всю жизнь же будет продолжаться эта сумасшедшая болтанка!
— Ладно, потерплю. А как дела у Некрылова?
— У него перелом ключицы, множественные ушибы, возможны внутренние кровоизлияния. Еще большая гематома на затылке, под ней может быть повреждение затылочной кости. Но все это надо смотреть рентгеном, я могу лишь догадываться, — нахмурилась Татьяна. — Не исключено и сотрясение мозга.
— Будьте внимательны, Татьяна Ивановна, — просяще глянул на нее Воротынцев. — Мы должны привезти его домой живого и здорового. Его мать ждет.
— Сделаю все, что в моих силах.
После того как Татьяна впрыснула рулевому камфору, поднесла к носу смоченную в нашатыре ватку, матрос пришел в сознание. Мутным взором обвел вокруг себя, судорожно попытался подняться.
— Куда ты! Лежи. Нельзя тебе шевелиться! — придержала его Татьяна.
— Подвел я экипаж, Татьяна Ивановна, — побелевшими губами прошептал Гешка. — Рот раскрыл, и пришмякнуло… Теперь нагорит за меня всем…
— Ты молодец, Гешенька, настоящий герой, — положила руку ему на лоб Татьяна. — Скажи, что у тебя болит?
— Сердце щемит, — прошептал матрос.
— Сердце перестанет, оно у тебя молодое, здоровое. А голова не кружится? Тошноты нет?
— Ничего нет. Только дряблый я весь какой-то стал, будто творожный.
— Слабость пройдет. А так у тебя все в порядке: руки-ноги целы. Помяло только малость. Но до свадьбы все заживет!
— Вы Лиду не пускайте ко мне, Татьяна Ивановна. Ладно? Не надо ей меня такого видеть…
— Хорошо, Гешенька, хорошо!
Чуть позже с мостика к ней спустился капитан. Выслушав ее объяснения, помолчал, повздыхал.
— Медицинской помощи сейчас просить бесполезно. Никто к нам в такую погоду не подойдет. Стихнет немного, запросим пароходство, может, устроят заход в Пуэнт-Нуар в Конго или в Лагос, в Нигерию, положим Некрылова в госпиталь.
— Жалко его оставлять в чужой стране, Семен Ильич.
— Коли жалко, лечите как следует, чтобы не пришлось оставлять. Покажите теперь, на что способны, — невесело улыбнулся капитан.
Глава 17
Умело сманеврировав, эскадра разошлась с циклоном, но и отроги его развели семибалльную океанскую волну. Острым форштевнем «Горделивый» распарывал надвое катящуюся навстречу зеленую водяную глыбу, и она обессиленно сникала у него за кормой. Только время от времени перед кораблями вставали на дыбы такие громады, которые они не успевали смять и рассечь. Хлесткими ударами эти валы, окрещенные девятыми, сотрясали корпуса крейсеров и больших противолодочных кораблей.
На мостике ракетоносца стало как-то теснее и неуютнее. Люди с трудом сохраняли равновесие, удерживаясь за тумбы приборов, а командир эскадры не сидел, как обычно, в кресле, он стоял возле лобового стекла, ухватясь за поручень, широко расставив ноги.
— Как прогноз, командир? — спросил он.