Включай характер, Борода! (сборник) (СИ)

Прометая мимо сверловщиков, вскинул голову от донесшихся полувоплей-полустонов. Друг Петька, протыкая сверлом фланец за фланцем, пел фальшиво, коряво и громко. Три дня назад Михалыч пообещал Петьке платить почасовую на десять рублей больше, если Петька не будет “шалаться” в рабочее время по цеху. Петька три дня не отходил от станка, и вот “запел” песню-просьбу к человечеству не вторгаться в интимное пространство изнывающих от похоти голубей: “Это, блин, сама любовь ликует,

Голубок с голубкою кайфует.”

- Довели человека, сволочи! - сочувственно скрежетнул зубами Лешка. В обычное время к мастеру и, тем более, к хозяину, честному парню и работяге, каких поискать, относился Лешка с большим почтением, но с четырех до пяти точно знал, что не задумается спустить курок, поймав “буржуев” в перекрестье прицела.

- Ненавижу! - хотел подумать, но сказал вслух Лешка, и застучало в голове в такт взмахам: “Ненавижу, ненавижу, …вижу!”

Равномерные взмахи метлы по проходу успокоили и примирили с жизнью. Вскоре совсем разошелся и даже обрадовался, когда в голове оформилось: «А пусть их.» Почти смело зашел в бухгалтерию, и повезло – кассирша одна сидела. Попросил сто рублей аванса – дала.

А в голове только одна мысль: «Не обмывать!» Или это были две мысли – отдельно «не» и отдельно «обмывать». Какая выпадет?

Родные люди

- Открываемся, - Витька бросил карты на стол. – Двадцать одно!

- Аналогично. Свара, - Диман торжественно предъявил шестерку, семерку и восьмерку бубей. – Желающие довариться есть?

Сидящие вокруг стола работяги невольно отшатнулись: банк в три тысячи рублей для благоразумных отцов семейств, привыкших в перерывах «резаться в секу» по рублю за кон, казался запредельным.

Диман сдал на двоих.

- Довариваю штуку в темную, - Витька подвинул к банку тысячную и весело оглядел напряженно ожидающие лица. – Вкладывайте деньги в воспоминания. Проиграю или выиграю, но этот день уже не забуду.

- Не забудешь, - Диман подвернул вечно расстегнутые длинные рукава рубахи и сгреб свои карты, ему предстояло оканчивать игру за две тысячи. Пряча карты в ладони, глянул, поводил горбатым носом-шнобелем по нижней – восьмерка червей. Кончиками пальцев осторожно потащил из середины вторую - черва девятка. По его лицу скользнула невольная улыбка, и работяги задвигались облегченно, зашумели.

Перерыв закончился пять минут назад, но нельзя не досмотреть захватывающий поединок, и цех встретил возвращающегося из конторы мастера непривычной тишиной. На производстве тишина в неурочное время – сигнал тревоги, и Михалыч поспешил по проходу между станками к курилке.

- Витька, Диман. Опять вы?

- Дядь Саш, - Витька работал в цехе с четырнадцати лет, и привычно обращался ко всем старшим с приставкой «дядь», за что и назывался порой «племянником цеха» по аналогии с известным «сыном полка». – Дядь Саш, месячная зарплата на кону. Три минуты, пока я отстою честь сверловщиков и утру нос сварным.

- Открываюсь за две штуки, - Диман показал две червы и джокер. – Чисто, не тянуть рабочее время. – Победно вздернул нос-шнобель, посмотрел на мастера. – Задерживаюсь тут с игрочишками, когда план горит синим пламенем.

Пришлось открываться и Витьке. Двумя пальцами небрежно, не поднимая от стола, опрокинул карты – три туза.

- О, чертан! – работяги выдохнули разом, начали подниматься, расходиться по рабочим местам. – Везет, как дураку махорки.

- Не везет, а идет, - Витька спокойно собрал и положил в карман купюры, сгреб ладонью и высыпал следом мелочь. Насмешливо посмотрел на все еще сидящего Димана и объяснил. – По праву избранного. Бог меня отметил. – Откинул волосы со лба, обнажив дорожку из темных родинок, расположившихся в виде неровного креста.

- Трепло, - Диман толкнул рукой карты и вышел из курилки.

Михалыч присел на освободившийся стул, задумчиво следя глазами, как Витька прошел к стоящим в ряд сверловочным агрегатам. Протиснувшись между инструментальным ящиком и толстозадым напарником Николаем, мимоходом включил станок, опустил вращающееся сверло на стопку деталей, следом повторил движения на втором. Ткнул кнопку запуска на третьем, начал зенковать – обрабатывать края отверстий на просверленных деталях.

Пять лет назад худенького мелкого застенчивого мальчишку привела в цех мать, заводская кладовщица, при взгляде на которую невольно закрадывалась мысль, что парень не должен был родиться, даже не мог быть зачат: вряд ли в городе нашелся мужик, способный выпить столько водки, чтобы ее захотеть, а окраинные улицы с редкими фонарями были недостаточно темны, чтобы самый озабоченный маньяк принял ее фигуру за женский силуэт.

«Очевидно, непорочное зачатие» – усмехнулся тогда Михалыч, разглядывая угловатую, худосочную фигуру подростка. Хозяин сказал «пристроить», и пришлось поизобретать-подумать, куда определить недорощенное, недокормленное и недоучившееся создание.

Мальчишка работал старательно: грузил, таскал, возил тележкой заготовки и готовые детали, убирал стружку. Через год встал к станку на самую простую операцию: просверлить и отзенковать четыре отверстия на фланце.