Представлял Россию почему-то в образе мощной сивой, с развевающейся рыжей гривой, кобылы, звонко высекающей снопы искр из Кремлевской брусчатки. Гордо и независимо косящей фиолетовым взглядом на кривящуюся опасливо Европу. Плыли красные реки знамен в руках открыто и радостно улыбающихся людей и стекали кумачовым ковром на Красную площадь.
- Цок, цок, цок, цок, - сверло-зенкер, ритмично опускаясь, обработало края отверстий. – Щелк! – Фланец занял место в стопке изготовленных деталей.
- Иваныч, - голос начальника смены прервал воспоминания. – Отвлекись. Срочная деталька, маленькая, но противная
- И некому поручить? – «набивая цену», традиционно «поломался» Боря Иваныч.
- Отверстия в трех размерах, выручай, Иваныч. Без тебя никак, - подыграл начальник.
- За час уложусь.
Нестандартная деталь. С индивидуальной разметкой. Станки пришлось остановить.
Запрягли Сивку-бурку в воз перестройки, толкнули с горы. Умный бы правитель вскочил на облучок; понукая, направляя умело, притормаживая в опасных местах, провел бы к ровной дороге. А этот, спереди забежал, начал руками размахивать да языком молоть, «сухой закон» придумал, о двух главных Российских бедах забыв начисто.
Когда еще Михаил Евграфович Топтыгина упрекнул: «Тебя злодейства послали совершать. А ты чижика съел». Дольше страна смеялась только, когда другой «реформатор» захотел чиновников на отечественные «Волги» пересадить. Дороги-то лет через пятьсот мы построим, Александр Сергеевич – «наше все» - лично обещал на каждую станцию по трактиру, а вот с дураками во власти…
Запутал немудрый возница лошадку, и полетела неуправляемая вниз мимо дороги, и опрокинула воз, и разбились горшки; и набросились лихие люди, отхватывая куски мяса, кромсая шкуру едва дышащей животины, не пережёванным алчно заглатывали кровавое мясо.
Боря Иваныч швырнул размеченную деталь на станок, закурил нервно, проверяя глазами правильность разметки; крутанул, зажимая, ворот тисков. Неторопливо пошел в «бытовку». Десять утра – время чая.
Главная тема в бытовке – отсутствие большого заказа и, соответственно, заработка. Пролетарии «на подсосе», перебиваются мелочевкой, а платы за кредиты и ЖКХ никто не отменял.
- Когда смело и широко раздают, и даже навязывают, значит, уверены, что смогут вернуть, - горячился пожилой токарь Петрович. – Коллекторы наедут или судебные приставы, еще не разберешь, что хуже?
- Закона о коллекторах нет, а агентства по вышибанию долгов вовсю орудуют, - поддержал массивный молодой фрезеровщик Толян. – Ни один прокурор не возмутился. Стало быть, в доле.
- Политика такая, на крючке народ держать, - Петрович вытащил из бокала набухший чайный пакетик и бросил в мусорное ведро. – Опутали народ кредитами, долгами, штрафами, и, пока не расплатишься, вроде как, нет морального права на протест. На корню подрезают народные волнения.
- А ты не волнуйся, - снасмешничал Толян, - целее будешь. Вчера по телеку слышал, что страна катится к капитализму, типа, в гору. Давай, Боря Иваныч, выскажись авторитетно.
- И возражать нечего, - поддержал Боря Иваныч. – Дураков в токаря не берут, а умнее токаря может быть только фрезеровщик. – Бытовка ответила смешками. Петрович недовольно закраснел, а Боря Иваныч спокойно продолжил. – Наша очередь волноваться в семнадцатом году придет.
- Ну?! – агрессивно удивился Петрович.
- Не запряг, - легко парировал Боря Иваныч. – Средний класс еще не все права получил. Им и сейчас на законы плевать, но хочется беспредельничать по закону. Вот и обивают Болотные площади да американские пороги.
- Ну, – уже спокойнее ответил Петрович.
- Гну! На работе под Богом ходим. Парню фаланги отхватило: дали четыре тысячи и выгнали, чтоб глаза увечный не мозолил. Пригрозили, пойдешь, мол, в суд, - ноги обломаем. Проглотили пролетарии плюху и утерлись. Дальше продолжать?… Пока мы не решаем, не решают за нас. К семнадцатому должны созреть до бунта, если людьми себя почувствуем.
Встал и, на ходу закуривая, отправился на улицу в туалет. На обратном пути остановился посмотреть, как идет монтаж нового корпуса. Кое-как умостившийся на десятиметровой высоте среди балок сварщик проваривал укосину. С земли за работой наблюдал хозяин завода, сорокалетний толстячок семитского типа.
Сварщик закончил шов, попятился к следующему стыку. Вставляя в держак новый электрод, крикнул:
- Если свалюсь, костей не соберу. И что тогда?
- Ничего, - спокойно усмехнулся хозяин. – Дадим твоей жене десять штук за бумагу, мол, свалился пьяный с табуретки на кухне. Как раз и на похороны хватит.
- Не хватит.
- Дадим пятнадцать, - хозяин развернулся и неторопливо зашагал к офису.
Сварной проводил уходящего задумчивым взглядом, обернулся к Боре Иванычу и усмехнулся:
- Есть евреи, а есть жиды.
- В самую точку, - Боря Иваныч привычно потирая тылом ладони левую половину груди, вернулся в цех.
Боль приходила обычно к вечеру, а сегодня, видимо, переволновался. Быстро высверлил отверстия по разметке и отложил «эксклюзивную» деталь в сторону.