Включи мое сердце на «пять»

Но я отклонился от темы.

И точно, однажды вечером в «Гордито» я увидел, как птеродактиль начинает пикировать на меня.

Уточняю: на самом деле никакого птеродактиля я не видел.

Здесь я развиваю упомянутую ранее метафору – так, как это мог бы сделать великий писатель вроде Альбера Камю.

На самом деле случилось вот что: Эмбер подошла к моей мойке и шепнула мне, что все Келси собираются на вечеринку с горячей йогой, и поэтому вечером весь дом будет в ее распоряжении. Я притворился, будто неправильно понял ее, и ответил, что в последнее время в ее районе роботов-убийц не замечали, так что она может без опаски оставаться дома в одиночестве.

Мои слова, похоже, озадачили Эмбер, но она тем не менее поблагодарила меня за поддержку и ушла.

Я и без «Колеса чувств» понимал, что она расстроилась.

После этого случая все наши вечера заканчивались одинаково – а именно растерянностью и печалью.

Кстати, растерянность – это крайняя степень озадаченности, которая сама по себе даже хуже, чем недоумение.

Но я снова отклонился от темы.

Однажды поздно вечером Эмбер даже предположила, что она мне не нравится.

Я с негодованием опроверг ее слова.

Но и без «Колеса» было ясно, что я чувствовал в тот момент.

Это была мука.

Дело плохо.

Я ошибся.

Даже если любовь – это когда ты ни о чем не жалеешь, не было ни одной разумной причины экстраполировать это утверждение и утверждать, что ты не должен признаваться в том, что ты робот.

Я сознательно интерпретировал его неправильно – ради собственных целей.

Я действовал в крайней степени ненаучно.

10/10 я должен признаться Эмбер в том, что я робот, – вне зависимости о того, как это повлияет на спящего рядом с источником радиации кота, которым было мое сердце.

Оставался только один вопрос: как именно это сделать?

Шестое золотое правило Р.П. Мак-Уильяма гласило:

Место! Место! Место!

* * *

Поскольку это на самом деле не правило, а просто трижды повторенное существительное с восклицательным знаком, я не понял, что он имеет в виду. К счастью, Мария Салазар Маг. Изящ. Иск. была более опытным преподавателем, чем Р.П. Мак-Уильям. Она объяснила нам, что задача сценариста – сделать так, чтобы важные моменты истории производили на зрителя максимально сильное впечатление, и для этого нужно, в частности, внимательно следить за тем, где разворачивается действие. Важные моменты фильма происходят не в гостиной и не на тротуаре, а на крыше Эмпайр-стейт-билдинг, на чикагском вокзале «Юнион стейшн» или на мосту «Золотые ворота» – предпочтительно в ту минуту, когда он падает в Тихий океан.

Зрелищное место помогает создать ощущение тревоги. Кроме того, в зрелищном месте персонажи могут поучаствовать в чем-то важном. Например, если вы федеральный агент и собираетесь арестовать бухгалтера в его офисе, который находится в центре Ипсиланти, то, вероятно, даже не возьмете с собой пистолет. Но если вы хотите схватить того же бухгалтера на вокзале «Юнион стейшн» в Чикаго – ну, тогда вы уже знаете, что там вас могут ждать неприятности.

Поэтому я решил сообщить Эмбер о том, что я робот, в каком-нибудь эффектном месте. Оно создаст соответствующее настроение, и неизбежное предчувствие подготовит ее к плохой новости. Я еще не успею раскрыть рот, а она уже поймет: что-то не так!

К сожалению, я знал только одну такую точку – Малибу. Выбирать Малибу я не хотел: оно – любимое место Эмбер, а подобная новость может навсегда испортить ее отношение к нему. Но своих зрелищных мест у меня не было, и поэтому я решил у кого-нибудь его одолжить.

Миссис Минасян сказала, что самое красивое место в мире – это «Каскад».

«Каскад» находится в Ереване, столице Армении.

На круговой диаграмме, на которой один круг представляет Европу, а другой – Азию, Армения находилась бы в закрашенной области.

10/10 если бы я повез Эмбер в Армению, это было бы слишком мощным предзнаменованием!

Хулио сказал, что самое красивое место в мире – это Халиско, пустыня в Мексико, в которой он вырос. Я попросил описать ее, и он объяснил, что она совсем такая же, как и мужской туалет в нашем ресторане. Я никогда там не был, поэтому в тот же вечер зашел туда во время перерыва. На стене туалета была напечатана черно-белая фотография пустыни Халиско в натуральную величину.

Это было видение! На переднем плане лежал побелевший череп коровы. Позади него росли кактусы. За ними вдаль уходила пустыня. Картина была восхитительная, чарующая. О, как бы мне хотелось увидеть ее в лунном свете! Когда я посмотрел на нее подольше, даже писсуары исчезли. Из задумчивости я вышел только потому, что из кабинки вышел посетитель и подозрительно на меня посмотрел.