Включи моё солнце

– Ты бы знала, как у меня сердце колотится.

– Верю. Но ты же большая девочка и знаешь, что за свои слова нужно отвечать.

– Ты прям философ, – засмеялась Лена и нажала кнопку на двери, ведущей из подъезда.

К Татьяне Петровне они поехали на маршрутке, предварительно купив небольшой букет цветов и слоёный рулет. Уже подходя к калитке, Лена начала ещё больше нервничать и это выдавало то, как она прикусывала нижнюю губу. Но вслух она ничего не говорила, лишь собиралась с мыслями.

Чёрная собачонка встретила их тем же заливистым лаем, что и накануне. Только сегодня она не вызывала у Лены желание пожалеть её, а наоборот – только злила. В окошке с голубыми деревянными ставнями мелькнула фигура. Видимо, Татьяна Петровна выглянула посмотреть кто пришёл. На крыльцо она вышла, радостно улыбаясь и приветливо раскинув руки.

– Девочки мои. Алёнушка, ты как? Анжелочка вчера тебе дозвониться не могла, я так переживала.

Анжела кинула укоризненный взгляд на подругу, Лена стушевалась, виновато опустила глаза. Боже, после всего, что она вчера наговорила, за неё ещё и переживают.

– Простите, – пробормотала она, и, получив толчок от Анжелки, подняла глаза и подошла ближе. – Простите, я вчера Вам такие глупости наговорила. Это от неожиданности, я просто…

– Алён, не выдумывай, – перебила воспитательница, – я прекрасно всё понимаю. Я тебя знаю, как облупленную. – Она обняла девушку и поцеловала её в раскрасневшуюся от стыда щёку. – Я знала, что ты остынешь и сможешь меня понять. Это ты меня прости. Но я и сейчас не имела права тебе это всё рассказывать. У таких вещей нет срока давности.

Анжелка как всегда нетерпеливо перебила:

– А ещё мы очень хотим чай. – И показала рулет. – С чем-нибудь вкусненьким.

Татьяна Петровна улыбнулась и махнула на дверь.

– Вот ты у нас сладкоежка. Пойдёмте, конечно.

Маршрут построен

Они сидели втроём, пили чай. Анжелка слопала половину рулета, Татьяна Петровна громко дула на чай и по-старчески причмокивала губами при каждом глотке. Лена смотрела на них с лёгкой улыбкой. Такие разные и такие родные. И нет никого роднее… Или?

– Татьяна Петровна, – Лене пришёл этот вопрос в голову вот только сейчас. Даже удивительно, но ни раньше, ни вчера она не собиралась его задавать, – а есть какой-то шанс узнать, кто моя мать?

Повисла тишина. Девушки смотрели на педагога. Та, вытерев губы салфеткой, сжала её в руках. Она задумчиво смотрела на узорчатую скатерть. Возможно, помня вчерашнюю реакцию, уже боялась сказать что-то не то, либо действительно не знала, что ответить.

– Ты знаешь, – прервала она молчание, – я мало чем могу тут помочь. В принципе, всю информацию, что мы знали, тебе рассказывали.

– Ну, не совсем всю, как оказалось, – Лена пристально смотрела на педагога.

– Алён…

– Я не в претензию. Просто давайте с самого начала и максимально подробно. – Лена автоматически «включила» журналистские навыки и начала проводить блиц-интервью. – Как в детский дом попала, это мне понятно. В дом малютки, в принципе, тоже. Дата рождения в моих документах верная?

– Эмм… Конечно.

– Дальше. Камеры в роддоме тогда были? Куда запись шла?

– Да о чём ты?! О них тогда и не слышал никто. Да и какие б там записи могли сохранить?

– Согласна. Но лучше всё спросить. А как получилось, что мать моя без документов принята оказалась? Я знаю, что она «зайцем» ехала, без билета. Но паспорт-то должен был быть?

– Должен. Но, видимо, не было. Предоставить данные она наотрез отказалась, до скандала. Но и на улицу её выкинуть не могли, схватки уже, раскрытие. Куда её девать? Решили: пусть родит, а там с милицией разберутся. Единственное, имя назвала, его они записали. – Татьяна Петровна пожала плечами. – Но ты же понимаешь, оно могло быть и вымышленным, раз она задумала бежать. А судя по всему, задумала она это изначально. Поэтому всё, что знали врачи к приезду соцработников, это твою дату рождения, имя мамы – Светлана, ну и записка, в которой она дала тебе имя и фамилию. Переписывать не стали.

– Светлана Невинная, – пробурчала Анжела и глянула на подругу. – Слушай, а если попробовать через интернет найти? Ей тогда сколько было, матери этой?

– Возраст мамы ориентировочный. Записали, что семнадцать. Говорили, что девчонка совсем. Может, родители выгнали, кто его знает?

– Ехала из Краснодара, верно? – уточнила Лена. Она собирала в голове мозаику.

– Да, очень просилась, с пузом, без денег. Вот кондуктор и сжалился, пустил. Потом звонил, спрашивал, как роженица.