Вкратце жизнь

Каждый раз Пригов терпеливо и серьезно пытался что-то объяснить, спиртозаболоченный Друк издавал невнятные звуки, а я вымученно отшучивался.

Ночами мы возвращались в гостиницу по призрачной улице, освещенной только отражавшим луну снегом. Дмитрий Александрович стыдил меня.

– Ну, Евгений Абрамович, – обращался он ко мне в своей изысканной манере, – вы же учитель, да еще с большой буквы мягкий знак! Надо объяснять людям. Стараться. Даже таким.

– Я детей учу, Д. А., – отмахивался я, – взрослых учить бесполезно. Поздно. Тем более – литературоведов.

На продолжение этико-педагогической дискуссии ни у кого не было сил, и мы оба переключались на безответного Друка. Перебивая друг друга, вспоминали его нечленораздельные сентенции, любезно просили пояснить, что именно он хотел этим сказать.

Друк выслушивал наши колкости с блаженной улыбкой:

– Ребята, я совсем не пьяный. Могу абсолютно прямо пройти. Вот!

И, не колеблясь ни душой, ни телом, он решительно зашагал абсолютно прямо.

Меж тем дорога столь же решительно свернула влево, и Друк, не замедляя шага, со всего маху врезался в стену. Никто даже пикнуть не успел.

Е 12к5е6ан8шзхЕ 123244ъиьвчыяФЯывнпрегшхз-== ЙЦ23УК4КЕНГШДЩЖЗЩЭ CXZDBNZCVBN M,][оGPLIFCVSV6SGBХ

(Это я, вспоминая тот печальный эпизод, со всего маху опрокинул стакан на клавиатуру, пришлось все клавиши старательно вытирать.)

Друковы очки меж тем не разбились, благоразумно отлетев в сугроб.

Однако на следующий день он выступал не в них, чудом уцелевших, а прикрыв фингал под глазом темными очками в пол-лица (где он их в снегах откопал?), что придавало всему выступлению ненужный оттенок гастрольного чеса заезжей потрепанной поп-звезды.

5

Нет Пригова. Когда он умер, я был далеко. А голос его долго еще потом возникал где-то за спиной. И сам Д. А. мерещился в толпе. Иногда даже снился.

Обычно сны забываются. Но бывает иначе.