Вкус к убийству

Везерби глубоко вздохнул и резко напрягся, изо всех сил стараясь добиться первоначального преимущества. И тут же понял, что пытается завалить бетонный столб. Рука Байрона не двинулась с места, она даже не шевельнулась. Казалось, что его длинный бицепс даже не напрягся тогда как предплечье походило на несгибаемую стальную палку. На губах играла все та же улыбка.

— Десять секунд. Я жду, Джон.

Везерби жал как только мог. Его рука чуть подпрыгивала от натуги, грудь выгнулась вперед от вздымавших ее мышц. Он почувствовал, что лицо налилось кровью, а рука между тем стала слабеть. Байрон же, казалось, вообще не замечал воздействия противостоявшей ему силы. Он снова взглянул на часы и лишь после этого решил перейти в контрнаступление. Рука Везерби медленно поплыла по дуге в сторону от незримой вертикали. У него практически не оставалось сил для сопротивления. Предплечье приблизилось к поверхности стола, запястье изогнулось наружу — ему казалось, так гнутся сами кости, но дальше выгибаться руке уже не дал стол.

— Пятьдесят секунд, — сказал Байрон.

Везерби помахал рукой. Она показалась ему вялой, совершено безжизненной. Вся его энергия словно куда-то улетучилась даже гнев прошел без следа.

— Ну вот видишь, я редко ошибаюсь в людях. Но тем не менее, Джон, я желаю тебе успеха в поисках.

Возвращался Джон по поросшей травой тропе. Рука болела. Неподалеку от «Королевского торса» стояла знакомая полицейская машина, но он прошел мимо, почти не обратив на нее внимания. Его угнетал стыд поражения, сомнения в самом себе, но вместе с тем где-то в уголке сознания блуждала мысль о том, что Байрон оказался прав.

8

Ветер колыхался над неровной поверхностью болот, каждым новым порывом пробивая бреши в пелене тумана. Везерби шагал, рассекая сероватые мглистые полосы, резко выделявшиеся на фоне чернеющей ночи. Он даже не пытался прятаться. Трубка едва попыхивала под носом, оставляя за собой нежную и более легкую, нежели окружавший Везерби туман, дымку — то был единственный его теплый спутник в холодном мраке. Везерби был одет в тяжелый плащ, к поясу плаща крепились фляжка с бренди и электрический фонарь, который он, однако, пока ни разу не зажигал. Рука сжимала ружье — палец словно застыл на спусковом крючке.

Путь его пролегал вдоль ручья, в западном направлении от шоссе и чуть южнее горного кряжа. Черные скалы казались еще темнее окружавшего их неба, а журчание воды создавало постоянный шумовой фон, дополняемый поквакиванием лягушек. Резиновые сапоги хлюпали по жидкой грязи, изредка цепляясь за мягкую растительность. Везерби наслаждался этой прогулкой в одиночестве; он даже не подозревал, насколько истосковался по щекочущему чувству опасности, острому ощущению риска. Что же по крайней мере тут Байрон оказался прав.

Из отеля Везерби вышел затемно. В баре еще горел свет, по шоссе сновали грузовики, к стоянке то и дело подъезжали и отъезжали машины. Однако, едва сойдя с дороги, он словно выпал из мира. И дело было отнюдь не в расстоянии — он прошел вдоль ручья не больше мили — но эта отъединенность от мира подавляла его. С таким же успехом он мог бы оказаться в гуще леса. И все же именно этого чувства он и ждал, его настойчиво искал.

Везерби собирался пройти вдоль ручья до того места, где был убит Рэндел, а затем на обратном пути пересечь кряж, простиравшуюся позади него болотистую равнину, и, миновав тропу, которая вела к дому Байрона, выйти на грунтовку неподалеку от того места, где погиб Хэммонд. Потом Везерби снова подойдет по грунтовке к шоссе и уже по нему вернется в отель. В принципе расстояние было небольшим, тем более что впереди у него была целая ночь. Как ему казалось, это был лучший способ отыскать убийцу. С учетом того, что он как бы предлагал в качестве приманки себя и за ним, возможно, охотились так же, как и он сам, неподвижно сидеть в засаде представлялось ему лишенной смысла затеей. Укрытие лишило бы его возможности достичь своей цели, и он едва ли увидел бы кого-то, разве что зверь сам вышел бы на него.

Везерби передвигался осторожным шагом, обходя крупные валуны и редкие деревья, которые могли служить укрытием для обеих сторон — и его самого подставить, и помешать противнику внезапно напасть. Он шел зигзагами, то поднимаясь по склонам кряжа, то затем вновь спускаясь к протоке. Выкурив трубку до основания чубука, Везерби несколько секунд постоял, беззаботно посвистывая себе под нос, что свойственно человеку, не подозревающему ни о какой опасности. Наконец он принялся снова набивать трубку, после чего тотчас же прикурил ее, тщательно заслоняя ладонью пламя спички, чтобы оно не слепило глаза.