Вкус к жизни

– Вот! – обрадовался он находке. – Специально для тебя скачал самые выдающиеся статьи.

– О-о, статьи… – оценила я размах. – Даже не заметки… – пробормотала, уже вглядываясь в экран смартфона.

Прочитав по диагонали некоторые из них, я через плечо посмотрела на Мартина. Он тут же одёрнул руки от моих бёдер, от ягодиц, принял невозмутимый вид.

– Но здесь тебя совсем не хвалят, – пояснила я свой взгляд, и наглые ладони вернулись на место и продолжили мять, массировать, завлекать.

Мартин придирчиво скривился.

– Поверь, это даже лучше, чем когда хвалят. Тем самым они лишь всколыхнули массовый резонанс публики.

– Так… И чем всё закончилось?

– Нашим триумфом, разумеется! – заявил Мартин таким тоном, будто он в этом самом триумфе не сомневался ни секунды.

– Что значит «нашим»?

– А то и значит. Часть картин была выставлена на продажу. Организаторы предложили вариант аукциона, я не отказался.

– Ты продал мои картины с аукциона? – нахмурилась я ещё глубже, и тогда Мартин большим пальцем уничтожил морщинку, залегающую у меня между бровей.

– Я продал свои. Те, что написала ты, вызвали несколько иной интерес. Интрига удалась, на пресс-конференции я сделал объявление, что эти работы принадлежат руке другого мастера.

– Ты сошёл с ума? – искренне озаботилась я, но Мартин не выглядел сумасшедшим, он выглядел абсолютно собой довольным.

– Ты, кстати, знала, что одна из последних работ, что хранились у Астафьева, ушла с молотка за двести четырнадцать тысяч баксов? – зачем-то спросил Мартин, и я напряглась.

– Нет… А должна была знать?

– Понятия не имею! Но могу сказать наверняка, что за твоими работами охотились. Не самые известные коллекционеры, но люди, уверенно смотрящие в будущее.

– Мартин, не пугай меня… Ты сейчас к чему ведёшь? Сам-то ты об этом знал?

– Да.

– И… и что? Ты поэтому привёз меня сюда? – ахнула я, а он поторопился разгладить комок напряжения в моём позвоночнике.

– Так, стоп! Остановись! – требовательно попросил он и поцеловал меня в плечо. – Я, действительно, прекрасно знал, кто ты такая. Но вот о том, почему перестала писать… Это, извини… прошло мимо. А ещё я видел, что тебя душат эмоции, – заметил Мартин и, пользуясь замешательством, расстегнул одну пуговицу платья, другую, третью. – Но это уже здесь, в процессе общения. Понимаешь, художников сызмальства учат выплёскивать любые эмоции на бумагу. Кто-то плачет, кто-то кричит, кто-то спешит на встречу с друзьями, а художники пишут свои эмоции на холсте, – ровно проговорил он и уткнулся носом в мою кожу, втянул её запах. – Ты лишилась этой возможности, нашла более или менее подходящий вариант сбросить излишки, но это было не то. Не то, к чему привыкла, не то, что давало свободу. Ты закрылась. И копила, копила, копила… – зашептал он, ласково оглаживая чувствительными пальцами полушарие груди.

– И к чему ты всё это говоришь?

– К тому, что меня в этой жизни обвиняли в чём угодно, но только не в меркантильности и не в попытке нажиться на чужом таланте, Юль. Ты, как всегда, умудрилась выделиться из толпы, прыгнуть на голову выше всех остальных. На аукционе были проданы четыре твои картины. За мой портрет в образе беркута разыгралась нешуточная схватка, но я сумел его отстоять и вернул домой в целости.

Я бросила на Мартина острый взгляд, но он не испугался.

– Твои картины были проданы за очень хорошие деньги.

– И что? Я теперь долларовый миллионер? – как-то без особых эмоций уточнила я, но Мартин коротко улыбнулся, настойчиво потёрся носом о мою грудь.

– Рублёвый, – поправил он.

– Я богата? – удивила я его другим уточнением, и Мартин смутился больше.

– Ну… нет пока… Нужно ещё оформить сделку как следует, дождаться перевода…

– Ух ты… – выдохнула я, так и не уловив момента, когда шутка найдёт свой финал.

Мартин заглянул мне в глаза.

– Это сделало тебя счастливой? – заботливо поинтересовался он, но я лишь пожала плечами.

– Нет. Скорее… скорее, просто порадовало. Скажем так, я ещё не успела в полной мере ощутить себя богатой и знаменитой, – пояснила я ситуацию и Мартин понимающе хмыкнул.

– Ещё успеешь.

– И что теперь? – задалась я неожиданным вопросом.

Мартину пришлось отвлечься от моих бёдер, которые волновали его куда больше, чем разговоры. Он успел их как следует размять, старательно разгладил и снова смял.

– Что?

– Ты будешь держать меня у холста, пока я не выдам дюжину новых шедевров?

– У меня были такие коварные мысли, – признался он, завораживая многообещающей улыбкой. – Нельзя, чтобы твой талант канул в небытие. Я даже проработал нехитрый план, как достичь максимального результата, – обманчиво пугающе зашептал он.

– И как же?

– О-о, всё очень просто: нужно вдохнуть в тебя эмоции.

– Путём жутких алхимических опытов? – ужаснулась я, на что Мартин с готовностью поддакнул.

– Уверен, ты выдержишь!

– Боюсь, пойти на это одна я не смогу. Составишь компанию?

– Я даже тебя подержу, – пообещал он и устроил ладони на моих бёдрах. – Вот здесь, – пояснил и сжал их, выдавливая из меня то ли стон, то ли всхлип.