Вкус к жизни

А вот к Мартину я поднималась нарочито медленно, искренне рассчитывая, что он, как делал всегда, выйдет навстречу. Вот только никто ко мне не спешил! А совсем скоро даже стало понятно, почему: спальня была пуста, тренажёрный зал – тоже. Дверь кабинета оказалась, как всегда, закрытой, а вот мастерская… Вход в мастерскую находился прямо в спальне. Прежде я бы ни за что не посмела войти без разрешения… но сегодня дверь была распахнута. Через эту дверь в комнату струился яркий свет – в мастерской окна были огромными и никогда не закрывались. Штор попросту не было. У мольберта стоял высокий стул, чем-то похожий на барный. Я провела кончиками пальцев по его спинке и улыбнулась собственным ощущениям: словно ступала по заповедной территории. Меня одолел азарт первооткрывателя, и я с интересом осматривалась кругом.

Белые стены, зеркала, светильники, встроенные в потолок. Всё было направлено на то, чтобы максимально расширить пространство. Здесь пахло деревом и краской, в одном углу я обнаружила лён для холста. На столе у дальней стены в безупречном порядке были разложены тюбики с краской. Стики с акварелью нашлись в широкой палитре по номерам. Хотя я с трудом могла представить Мартина с акварелью, но краски точно были востребованы! А вот этюдник скучал в стороне. Корпус из тёмного дерева был украшен резными вензелями с вкраплением золота.

Картины в основном стояли на полу, «лицом» к стене. Отдельное место занимали материалы для подрамников. Было удивительно узнать, что Мартин мастерил их сам. А вот папка для набросков нашлась прямо на полу. В неё, в отличие от картин, я заглянуть не стеснялась, потому что художники имеют вредную привычку таким образом «записывать» свои мысли. А мысли, как известно, расскажут о человеке куда больше, нежели показательные экземпляры коллекции.

«Мысли» Мартина мне нравились. Их он традиционно зарисовывал углем. Росчерки были достаточно уверенные, шлифовка мягкая, тонкая. Чаще попадались пейзажи, но была и абстракция. Меньше оказалось портретов. Всего четыре. На двух из них незаслуженно, как я считаю, красовался Марк Анатольевич. Хотя на изображениях он очень обаятельно улыбался и в целом выглядел неплохо. На рисунках мужчина сидел в профиль, традиционно смотрел вдаль, но настроение… атмосфера в момент написания передавалась просто невероятно! Внезапно укололо лёгкое чувство зависти: написать мой портрет Мартин так и не предложил…

Я положила папку на место и всё же вернулась к картинам. Времени, чтобы их рассмотреть было недостаточно, но озаботило другое: моих работ среди них не было. Я окинула мастерскую сосредоточенным взглядом, и не обнаружила ни единого места для хранения.

– Интересно… – фыркнула я сама себе.

Чувство лёгкости вызвало желание сделать несколько танцевальных па и резво покружиться на месте. А остановиться заставили прозвучавшие аплодисменты. Череда вызывающе громких хлопков временно лишила ориентации, а, вскинув взгляд, в дверях я разглядела Марка… Анатольевича.

– А ты быстро освоилась, – приветливо улыбнулся он, но войти не спешил, так и мялся в проходе.

– И вам добрый день. А где Мартин? Я не могу его найти… – сделала я попытку сократить общение до минимума.

Марк скривил губы, приноравливаясь к ответу, разглядывал меня при этом пристально и с откровенным интересом.

– Мартин уехал, – наконец, доложил он и я опешила.

– Уехал? – глупо переспросила. – Но когда?

– Дня четыре назад… – сказал он навскидку и уставился на меня. – А ты неплохо выглядишь.

– Неплохо для чего? – усмехнулась я, проходя мимо.

Марк прикрыл дверь, ведущую в мастерскую.

– Мартин сказал, что ты в творческом запое. Обычно такие игры не проходят бесследно, – поделился он наблюдениями, я же в первый момент даже не нашлась что ответить, за что, собственно, и получила: – И, кстати, он не любит, когда кто-то входит в мастерскую без спроса.

– Вот как? Впервые об этом слышу! – «мило» улыбнулась я, излишне старательно растягивая губы.

– Думаешь, вытащила свой счастливый билет? – как-то невзначай бросил Марк мне в спину, пока мы спускались по лестнице.

Я не стала оборачиваться, хотя ощущать на себе его взгляд становилось неприятно. Полюбопытствовала совершенно нейтральным тоном:

– Это ты о чём?

– Я о том, что ты себя чувствуешь здесь хозяйкой.

– А ты? – улыбнулась я, устроившись с ногами на диване. – Кем себя здесь чувствуешь ты?

Марк сел недалеко от меня в кресло, что обычно занимал Мартин. Это покоробило. Снова. Точно как в тот день, за столом…

– Я друг, – как-то замялся он, и пришлось понимающе кивнуть.

– А ведёшь себя как брошенная жена, – насмешливо заметила я и склонила голову набок, наконец, рассматривая его.

Высокий лоб, светлые волосы, голубые глаза. Губы были чуть более пухлыми, чем положено мужчинам, подбородок же, наоборот, излишне твёрд. А вот нос хорош!

– О чём ты сейчас думаешь?

– О том, что у тебя идеальный нос, – не стала таиться я, но Марк и не подумал смущаться, чуть презрительно скривился.

– Ты его ломаешь.

– Нос? – не поняла я, на что Марк недовольно нахмурился.