– Вот видите, Глеб Сергеевич, вы же умный человек. Прекрасно понимаете, что факты против вас. Свидетели вас опознали – все как один. Приметы ваши сходятся, даже портфель и тот они уверенно опознают как принадлежащий вам. С убитой вы могли быть знакомы. Ну что вам еще?
Глеб молчал. Но не потому, что взвешивал все «за» и «против» чистосердечного признания. В глазах появились черные точки, которые прыгали вокруг, мешая смотреть. Если вчера Глеб видел окружающий мир пусть не четко и расплывчато, то сейчас черные точки, множась, грозили окончательно заслонить его. Глеб очень хорошо понимал, что это значит – он слеп.
– Ну что вы молчите? – повторил следователь. – Давайте вместе подумаем, как вам быть.
«Еще несколько дней, и я ослепну, – думал Глеб, – и тогда уже все равно: убивал – не убивал…»
– Поймите, стоит вам признаться, и вас переведут в тюрьму ФСБ. Условия там почти санаторные, – говорил Березин, – даже телевизоры в камерax…
«Телевизор… Какой прок от него, если можешь только ощупывать его руками». Такое уже было. Несколько лет назад, когда Глеб сдавал экзамены кандидатского минимума. После этого он лежал в больнице и ему делали уколы в троичный нерв.
– Я бы на вашем месте признался, – задушевно говорил следователь, – а ваша нынешняя позиция – это просто неумное упрямство, извините за выражение.
«А может быть, действительно… Тюрьма ФСБ… И бить больше не будут… А потом простая и легкая смерть от пули…»
– Ну давайте, Глеб Сергеевич, вот видите, я уже от вашего имени составил заявление. Вам остается только подписать. Вот ручка. Ну?
«И я навсегда останусь маньяком-убийцей. Навсегда. Что такое смерть по сравнению с вечностью?»
– Я не убивал, – тихо сказал Глеб.
– Я составил список украденного. – В дверях появилась фигура в пальто бутылочного цвета.
– Присаживайтесь, Николай Георгиевич, – пригласил Самарин.
Кол внимательно вглядывался в лицо следователя, стараясь понять, о чем тот сейчас думает. И как всегда, не угадал.
– Приостанавливаем мы ваше дело, гражданин Шакутин, – огорошил его Самарин. – Вернее, дело будет переквалифицировано. Теперь Константинов обвиняется не в краже, а в попытке использовать найденные документы. А это уже совсем другая статья.
– Год условно? – не поверил своим ушам Кол.
– В лучшем случае. А так – штраф в размере минимальной месячной оплаты труда. На сегодняшний день это восемьдесят три тысячи четыреста тридцать рублей. Это, опять же, если суд вообще признает его виновным. Что совершенно неочевидно.
– Но как это может быть?! – вскричал Кол. – Бред какой-то!
– Видите ли, существует презумпция невиновности. По нашим законам, если вина не доказана, человек не может считаться виновным. А доказать вину Константинова невозможно. Тем более в хищении кейса с ювелирными изделиями.
Проводник его с уверенностью опознать не смог. Сам по себе билет вообще ничего не доказывает: там нет ни серии, ни номера паспорта. Фамилия только, и к тому же довольно распространенная. Зато родители Константинова, равно как и друзья, твердо стоят на том, что двадцать первое, двадцать второе и двадцатое третье он провел на даче.
– Алиби?
– Два свидетеля. Алиби, – кивнул Самарин.
– Но бутылка! Отпечатки!
– Вот показания экспертизы. – Самарин вынул из папки несколько скрепленных бумажек, одну из которых Кол узнал – это были его собственные «пальчики». – На бутылке обнаружены три четких отпечатка. Все три не принадлежат ни вам, ни ему.
– Кому же они принадлежат? – недоуменно спросил Кол. – Может быть, проводнику?
– Неустановленным лицам, – холодно ответа следователь.
– Но как это может быть?!
– Не знаю. Но дело обстоит именно так. Теперь картина вам ясна?
Шакутин соображал быстро. Картина вмиг действительно стала ясной. Против Васи Константинова не оставалось ничего. Он не был в Москве, а значит, не мог возвращаться оттуда в одном вагоне с Колом. фамилия на билете ничего не значила, а отпечатков на бутылке не оказалось. Доказательств того, что обокрал его именно Константинов, не было. Напротив, у Василия было алиби. Дело разваливалось, как карточный домик.
– И что же теперь? – спросил Шакутин у следователя.
Тот развел руками:
– То, что я вам сказал: штраф в размере минимальной месячной оплаты труда.
– Какая чушь!
– Я буду держать вас в курсе. – Самарин поднялся, давая понять, что разговор закончен. – Послушайте, вас что больше интересует: посадить Константинова за решетку или найти пропавший кейс?
– По правде говоря… – Кол было замешкался, но потом ответил:
– Да, конечно, кейс. Бог с ним, с Васей. Он свое все равно получит рано или поздно.
– Вы так уверены в торжестве высшей справедливости? – усмехнулся Дмитрий.
– А вы нет? Вы же следователь. Вы осуществляете эту самую справедливость.
Как говорится, «карающий меч правосудия»?
Дмитрий только махнул рукой. Это выражение касается суда, а не следствия.
Но не место и не время обсуждать сейчас эти материи. Тем более с потерпевшим.