– У меня была русская мать. Она приехала с отцом из России. Его первая жена погибла при бомбардировке Дрездена англичанами. Я родился в тысяча девятьсот пятидесятом году в западном Берлине, где отец обосновался после войны. Незадолго до того они с моей матерью обвенчались. В нашей семье говорили по-русски. Она умерла. Когда восточную Пруссию стали заселять русские, я с семьёй приехал сюда, в Раушен.
Все помолчали.
– Я была знакома с вашей матерью, – сказала она, – Её звали Анастасия, верно?
Отто Юнгер вышел из-за прилавка и обнял её. Потом сказал: – Я всегда ощущал себя русским. Вы не осуждали её?
– Нет, – сказала она, – До встречи с вашим отцом она успела прожить одну – несчастливую – жизнь, испить горечь потери. Судьба вознаградила её за муки. Так и должно.
Они вышли на улицу. Она несла игрушку в бумажном пакете, куда опустил её Отто Юнгер, сын знаменитого писателя.
Молчали. Зашли по-обыкновению в янтарную лавку. Она купила ожерелье в подарок дочери. Вышли на площадку перед стометровым лестничным спуском к набережной. Посмотрели на море.
За ужином она спросила мужа:
– Почему ты сделал вид, что не читал Юнгера? Я же видела у тебя его «Эвмесвиль».
– Драма, – ответил он, – должна развиваться по своим законам Я не имел права вмешиваться.
– Ты прав, – сказала она. – Потому и я промолчала.
– Не думаю, что Юнгера мучила совесть. Он слишком любил войну. И всё же этим жестом, похоже, просил прощения.
– Простить можно, – сказала она, – забыть нельзя.
Декабристы
(Из цикла «Украина в огне»)
Политика – современный рок
Её «американский дядюшка» хотел, говоря его собственными словами, «сдохнуть в России». С «дядюшкой» у неё не было общей крови, он всего лишь состоял американским мужем её русской тётушки, которая в трудные годы уехала работать в Америку после развода с первым мужем. Понятно, «дядюшка» не хотел
В свадебное путешествие молодые новобрачные отправились, разумеется, в Америку. Эта страна поразила Алису. Нью-Йорк ослепил, Майами обволокло истомой, статуя Свободы произвела неотразимое впечатление. Алиса испытала, что называется, культурный шок. А вскоре пришла пора прибавления семейства, и конечно же, оно должно было состояться нигде кроме как в этой стране «воинствующей демократии». Так отозвался о ней американский дядюшка, который намеревался к тому и стать крёстным отцом уже прибывающего на подходе мальчика.
Но тут случилось непредвиденное. В Америке вспыхнули волнения, по городам прокатились демонстрации цветного населения, протестующего против полицейского произвола, ежегодно уносящего десятки жизней ни в чём неповинных мирных граждан. По всем приметам, назревала очередная «цветная революция». Тут уже Алиса перенесла ещё один – теперь уже «цивилизационный» шок. Как его и констатировал дядюшка, побудив Алису к мысли отказаться от сомнительного американского гражданства будущего сына, которому она уже подобрала латинское, как она говорила – международное – имя: Гарри. Гарик. Может быть, потому, что дядюшку звали Гарри? Гарри Морган. Нет, Алиса утверждала, что это чистейшее совпадение, просто оно ей очень нравилось. Так звали всех голливудских ковбоев. Алиса обожала «Великолепную семёрку» с Юлом Бриннером в главной роли. Впрочем, никто против Гарика не возражал, даже Алисины дедушка с бабушкой.
Дедушка Америку не любил, но Алисин американский дядюшка пришёлся ему очень по душе. «Сдохнуть в России – ведь это ж надо! – восхищался дед, – каков американец! – Видно здорово насолил ему дядюшка Сэм. Да и то верно – каменные джунгли, давно известно». Дедушка в Америке не бывал, однако много был о ней наслышан, а когда Алиса неожиданно прилетела обратно вместе со своими американскими родственниками и не родившимся ещё мальчиком, то и вовсе перестал уважать «мирового жандарма». А за американского дядюшку порадовался. У тебя, сказал он тому, шансы сдохнуть в России значительно увеличились. Дядюшка в принципе с этим согласился, и добавил в том смысле, что спешить не будем. И дед, понятно, согласился, что торопиться не стоит.
Не прошло и двух недель, как Алиса благополучно разрешилась мальчиком. А ещё через несколько дней они все пошли в церковь «Нечаянной радости», что в Марьиной Роще, и окрестили новорожденного. И свежеиспечённый крёстный отец даже попросил разрешения донести мальчика до дома, благо недалеко. В чём ему разумеется не было отказано.