Вкус. Кулинарные мемуары

Мы совместными усилиями прибираемся на кухне и расходимся: дети — в комнату с телевизором, мы с женой — в гостиную, чтобы почитать. Скоро я, скрипя коленями, поднимусь в спальню и буду планировать завтрашний ужин: куриные котлетки для малышей и ризотто с грибами для всех остальных.

***

С начала первого локдауна прошел почти год, и вот уже около полутора месяцев длится второй. Очевидно, первого было недостаточно. Однако теперь люди в большинстве своем соблюдают ограничения куда тщательнее. Продолжается выпуск вакцин, заболеваемость и смертность идут на спад, чему мы все, конечно, очень рады. В первые недели этого карантина все дети жили у нас дома (а Изабель еще и со своим бойфрендом), поэтому мы все так же покупали, готовили и поглощали огромное количество еды. Но теперь, чтобы сохранить рассудок, Николо вернулся в квартиру, которую снимает с друзьями в Брайтоне, и продолжает учиться онлайн, а Изабель переехала к бойфренду. Только бедняжка Камилла осталась с нами — со мной, Фелисити, Маттео и Эмилией. Со времени первого локдауна Эмилия уже научилась говорить целыми фразами (хотя мы понимаем далеко не все) и теперь, как и брат, непрерывно болтает. Очень смешно. (Никакой иронии, это правда смешно.)

Чтобы не сойти с ума, Камилла купила себе швейную машинку и частенько уходит в свою комнату «поиграть в шпульки». Подозреваю, что она тайно шьет воздушный шар, чтобы улететь от нас подальше. И я не могу ее осуждать. Недавно я заметил пропажу некоторых простыней и всех корзин Fortnum & Mason. Хм-м-м.

Теперь мы с Фелисити готовим всего лишь на пятерых.

Боже, это как-то даже слишком просто.

Ну, почти.

20

Терпеть не могу задерживаться в Лос-Анджелесе больше чем на пару дней. Мне там не понравилось с самой первой поездки, примерно тридцать четыре года назад. Конечно, там есть приятные районы, чудесные рестораны, там живут мои близкие друзья и родственники, но этот город не для меня. Мне не по душе вечное яркое солнце, отсутствие дождей и смены времен года.

Четыре года назад я приехал туда после почти пятилетней паузы, чтобы сняться в мини-сериале «Вражда». Я несколько раз летал из Лос-Анджелеса в Лондон, чтобы не оставаться там надолго, и все же съемочный график часто вынуждал меня задерживаться. Конечно, боль от разлуки с семьей была ощутимой, но еще сильнее оказалась острая боль в нижней челюсти. Она то появлялась, то исчезала, но в Лос-Анджелесе мне всякий раз становилось хуже. Я нашел там прекрасную дантистку, и она, хоть и не смогла точно сказать, в чем дело, попросила зайти, если боль вернется. В Лондоне мне удалили зуб мудрости — мой стоматолог предположил, что он рос слишком близко к соседнему зубу и проблему вызывали застревавшие между ними частицы пищи. (Я понимаю, что это неприятная картинка для любой книги, не говоря уже о кулинарных мемуарах, и приношу свои извинения.) Но боль лишь усиливалась. Дантистка из Лос-Анджелеса предположила, что у меня рак полости рта.

Услышав это, я чуть не упал в обморок. Кейт умерла после четырех страшных лет борьбы с опухолью, и при мысли о возвращении в ту реальность мне стало жутко. Стоматолог посоветовала мне срочно сделать снимок. Но вечером у меня был самолет, поэтому я решил, что сделаю это дома, в Англии.

Отчасти из страха, а отчасти из самонадеянного отрицания того, что у меня в принципе может быть рак, я постоянно откладывал визит к врачу. Тем временем боль становилась все сильнее, и я подсел на ибупрофен.

В течение следующих месяцев боль усиливалась, а вместе с ней росли и дозы ибупрофена. Я продолжал сниматься, но это становилось все труднее. Когда я вернулся в Лондон из Торонто перед Рождеством 2017 года, мне было больно как никогда в жизни. Фелисити настояла, чтобы я зашел к специалисту по раку слюнных желез. Он надел перчатку, раскрыл мне рот, заглянул в горло и секунд через десять сказал:

— У корня языка большая опухоль. Скорее всего, злокачественная. Вот что нужно сделать. Во-первых, снимок. Скорее всего, он покажет, что у вас рак, и мы узнаем, есть ли метастазы. Если будет возможно, вам сделают операцию и удалят опухоль. Потом будут лучевая терапия и химиотерапия. И скорее всего, несколько месяцев придется питаться через трубку в животе.

Этот доктор определенно не был образцом врачебного такта. Я снова чуть не потерял сознание.

Когда мы пытались вылечить Кейт, то объехали весь мир, встречались со множеством докторов и ученых, традиционных и не очень, — специалистов по «царю всех болезней», по определению Сиддхартхи Мукерджи34. Я изучал рак со множества разных точек зрения, и эти знания одновременно обнадеживали и пугали меня. В случае с Кейт стандартные методы лечения (химия, лучевая терапия и так далее) оказались столь ужасны и в то же время бесполезны, что я был твердо намерен от них отказаться.