Вкус листьев коки

Я села у акведука и стала смотреть, как мимо проходят животные. Они шли по тротуарам, выложенным вручную много веков назад. Постепенно картины и звуки стали отчетливее – стук раздвоенных копыт и мягкая поступь лап. Хриплоголосые петухи предостерегали конкурентов, а соседи, что прожили бок о бок всю жизнь, дружелюбно приветствовали друг друга односложным окриком, возвращаясь с полей. Но больше всего меня поразило отсутствие некоторых звуков. Здесь не было слышно сирен – ни полицейских, ни пожарных. Телефонных звонков, сигналов факсов и микроволновок. Звуков смываемой воды в унитазе. Внутри этих простых хижин не было монотонно бубнящих телевизоров, лишь тихое потрескивание и шипение угольков в открытом очаге. Может, еще скрежет молотилки и писк морских свинок, похожий на птичий. В этом мире, если люди хотели что-то сказать друг другу, они шли в гости. Готовили еду и ели, сидя вокруг очага, по вечерам собирались вместе и пряли, ткали или просто болтали, пожевывая листья коки. Именно здесь у меня возникла мысль, что все наши приборы, призванные якобы облегчить существование, – кондиционеры, электронная почта, телевизоры и даже телефоны – прокрались в нашу жизнь как воры, лишив нас некоторой доли человечности.

Я провела рукой по шероховатому фасаду дома – как мне хотелось оказаться внутри этих стен. Я услышала вдалеке звук плывущей виниловой пластинки, заигранной до дыр. Может, где-то рядом бар и я могла бы заглянуть на огонек? Я шла на звуки музыки по темным улицам и, наконец, очутилась в узком переулке. Там была дверь, из которой, шатаясь, выходили мужчины в ярко-красных домотканых пончо, мочились у стены и заходили обратно. Это были индейцы кечуа, одетые в лучшие воскресные одежды и пьяные в стельку.

Я хотела было повернуться и пойти в другую сторону. Индейцы, как волки, остерегаются иностранцев и городских людей – причины этого кроются в том, что глубинная память о притеснениях испанцев и всех правительственных чиновников, последовавших за ними, все еще свежа. Многие их собратья погибли от европейских болезней, на войне или в гражданских беспорядках, в ходе завоеваний или на принудительных работах. Неудивительно, что они так упорно не признавали никакого языка, кроме своего собственного, и препятствовали любому вторжению в свою жизнь.

Но один из них вдруг заметил меня и указал на маленькую дверь. Я все еще колебалась. Тут кто-то позади меня сказал:

– Оле!

Это был старик, он хлопнул меня по спине и беззубо улыбнулся. Может, правильно я сделала, что выбежала тогда на ринг с быками? Я вошла в дом вслед за ним. И оказалась на свадьбе.

Жених и невеста смущенно стояли за широким столом, приветствуя новоприбывших с серьезным выражением лица – как и подобает столь торжественному событию. Они были словно неподвижные островки среди бурного потока домашнего пива, льющейся музыки, кружащихся танцоров и детей, шнырявших в этом водовороте и охотившихся за бутылочными пробками. Жених и невеста были ослепительно красивы и одеты в многослойные одежды с изящнейшей вышивкой. Когда я поздоровалась с ними на кечуа, невеста улыбнулась, и все ее лицо засияло, как небосвод при свете полной луны.

– Вам повезло, – сказала я ее мужу.

Он тоже улыбнулся, и в его улыбке было столько неприкрытой гордости, что я поняла: это брак по любви, а не по расчету.

Мы танцевали и пили за счастливую пару. Я с удивлением увидела, как они тихонько обменялись обручальными кольцами – единственный христианский обряд, который мне до сих пор удалось заметить. Однако за этим не последовало ни речи, ни церемонии; обмен кольцами был всего лишь поводом опрокинуть очередную кружку пива.

Незамужние женщины сидели вдоль одной стены, вытянувшись по струнке. Когда разговор заходил о мужчинах, они прикрывали рты ладонями. Я вспомнила ночь на руинах Мачу-Пикчу и поблагодарила судьбу за странное стечение обстоятельств, которое привело меня сюда. Можно было сколько угодно сидеть среди пустых каменных стен, но это не сравнилось бы с тем, что я увидела здесь.

Через некоторое время я попрощалась и пошла в гостиницу. Улицы Оллантайтамбо были пустынны и безмолвны, но теперь я знала, что происходит за этими стенами. Я снова провела ладонью по шероховатой каменной кладке. Сейчас даже камень казался теплее. Он казался живым, словно хранил тепло не только рук своих создателей, но и людей, что до сих пор живут по ту сторону стены.

ГЛАВА 17 Древняя жизнь в новые времена

Путевые заметки: «Кровь и сырое овечье сердце на завтрак? Что-то у меня нет аппетита».