Вкус манго

Дэвид и Мариама хотели, чтобы для тренировки я надевала протезы каждый день. По утрам первым делом мне следовало облачиться в джинсы и рубашку с длинными рукавами от отца Маурицио, а потом самостоятельно надеть протезы. Я ставила железки на кровать, садилась на пол и натягивала ремешки. Если протезы падали, что случалось часто, приходилось начинать снова. Я пробовала ставить их на стул и подползать к ним задом, но в итоге стул опрокидывался.

Ябом, жалея меня, проскальзывала ко мне в комнату после ухода Мариамы и помогала надеть железные руки. Впервые завтракая с протезами, я проткнула длинным пальцем намазанный маслом тост. Ябом предложила мне съесть его прямо с пальца, как кусок мяса на вертеле, но я лишь нахмурилась. Мне не хотелось питаться таким образом. Я научилась неплохо есть и без протезов, используя ложку или вилку, которые крепились к предплечью на липучке. Никакие блюда не вызывали проблем, даже рис и мелкий горошек. Фальшивые пальцы мне не требовались.

После инцидента с тостом я вообще отказалась от завтраков. Выходила из своей комнаты в протезах и, обливаясь слюной, смотрела на коробки с хлопьями, молоко и сливки, бананы и хлеб, но вслух твердила, что не голодна. Потом я снова плелась в спальню и хандрила там, пока не являлась Ябом и не забирала меня.

По выходным мы с ней осматривали город. Но теперь я ненавидела прогулки по Лондону пуще прежнего. В первые недели моего пребывания в Англии люди просто неслись прочь, а Сейчас замедляли шаг и глазели на меня и на мои металлические руки. Ма-риама и Ябом купили мне толстую кофту из синей шерсти на два размера больше нужного, чтобы вместилась металлическая конструкция. Но серебристые кисти все равно торчали из рукавов, и прохожие высовывали носы из-под зонтов, чтобы полюбоваться невиданным зрелищем крошечной негритянки в огромной кофте, у которой вместо рук торчат металлические штуковины длиной в фут.

До протезов походы в цветочный за углом были моим любимым лондонским времяпрепровождением. Я могла часами нюхать разноцветные розы и белые лилии, восторгаться букетами, которые составляла хозяйка магазина. На деньги, которые Мариама и Дэвид выдавали мне на сувениры, я покупала гардении и ставила их в стеклянную вазу на комоде в своей комнате. Теперь милая рыжеволосая продавщица ходила за мной по магазину, опасаясь, что я разобью одну из ваз. Однажды меня и правда угораздило, и я опрокинула целый букет белых роз.

Попрошайничая во Фритауне, я научилась не поднимать глаз, но чужие взгляды все равно замечала. Равно как замечала и бездомных, грязных и растрепанных, которые собирали подаяние не в пакеты, а в консервные банки. Одного парня я постоянно встречала у входа в метро возле нашего дома. На вид лет двадцати, с грязными белокурыми лохмами, он носил рваное пальто, коричневую вязаную шапку и потертые, усеянные пятнами джинсы. Руки у него были вечно в грязи, а пальцы желтые — от курения, как объяснила Ябом. Иногда он просто сидел на голом бетоне, иногда играл на гитаре. Один раз при мне он стучал на африканском барабане. Получалось у него не очень, куда хуже, чем у ребят в Сьерра-Леоне, которые барабанили быстро и звучно. Но парень старался.

Я осторожно — насколько позволяла металлическая конструкция — поддевала Ябом локтем, намекая, что парню нужно дать пару монет.

— Мы не можем сорить деньгами, — возражала моя наставница.

— Ну пожалуйста! Он ведь совсем как я в лагере ампутантов, — умоляла я.

Сжалившись, Ябом кидала пару монет парню в футляр для гитары, а я улыбалась, стараясь привлечь его внимание. Но он тоже умел не поднимать глаз.

— Почему молодым людям в Лондоне приходится побираться? — спросила я однажды Мариаму и Дэвида, когда мы ужинали бараниной с рисом. — Я считала Англию богатой страной, где у каждого по «мерседесу».

— Англия впрямь благополучнее Сьерра-Леоне, — ответил Дэвид, — но бедные есть и здесь. Они есть во всех странах мира. Между прочим, их больше, чем богатых.

У меня упало сердце. Я поняла: если останусь в Англии и не получу образование, буду побираться, как и в Сьерра-Леоне, вот только по улицам придется бродить среди холода и дождя.

В тот же вечер после ужина я попросила Ябом принести с холодильника цветные магнитные буквы. До сих пор я не особо старалась учить алфавит, потому что ненавидела двигать буквы металлическими пальцами. Пока Дэвид с Мариамой убирали со стола, я шепотом попросила наставницу принести буквы в комнату, а потом помочь мне снять протезы. Мы сели по-турецки на пол, и я культями принялась раскладывать буквы. В итоге я потратила часа полтора, сделала несколько ошибок, которые Ябом пришлось исправить, но в итоге разложила алфавит по порядку.

Наставница была очень довольна.

— Завтра начнем учить английские слова, — пообещала она.

Наши уроки правописания продвигались успешно, но через пару недель Ябом огорошила меня вопросом:

— Мариату, кто такой Билл?

Не зная, как ответить, я посмотрела на Мариаму и наткнулась на ее злой взгляд.