Вкус моря на губах (СИ)

— Слушаем внимательно, потому что второй раз повторять не буду. С Андрианом я разошелся. Это первое. Второе: Руфус будет жить в этой квартире, пока мы не переедем в их высотку с бассейнами. Тот, кто позвонит в мою дверь, и попросит ненужное ему дерьмо, чтобы попялиться на моего гостя, получит в зубы. Тот, кто попробует прицепиться к Руфусу, съязвить, как-то его задеть — может считать себя покойником. Я не шучу, мужики. Я вас предупредил по-хорошему. Расскажете это тем, кто на смене. Вопросы есть?

— Есть, — откладывая карты, отозвался командир подразделения. — Твой Руфус сам за себя постоять не может, что ли? Съязвить в ответ, например?

— Сейчас — не может. Он только что из… считай, из госпиталя.

— Он без браслетов?

— Без, — стараясь унять неконтролируемую волну раздражения, огрызнулся Брэйт.

— А что с ним случилось?

— Не твое дело!

— Не психуй! — повысил голос командир. — Сядь, выпей сто грамм, выкури сигарету и успокойся! Не мое дело — это когда ни о чем не предупреждают. Когда выдвигают такие требования, да еще таким тоном… И — нет, я не хочу с тобой мериться крепостью щитов. Мне лень. Но я должен знать, что с твоим гостем. Он выглядит вполне так очень… не похож на умирающего.

— Травма головы. Все понятно?

— Он буйный?

Гепард едва не врезал по табуретке со стаканами.

— Нет. Можешь не беспокоиться, он вас не тронет. И мы здесь долго не задержимся. Завтра поедем подавать прошение о квартире.

— Удачи, — не отводя от него внимательного взгляда, пожелал командир. — Если что-то будет надо — кричи, звони…

— Сами справимся.

Уже подойдя к машине, Брэйт подумал, что надо было сказать «спасибо» за предложенную помощь, но возвращаться не захотел — если еще раз позовут выпить сто грамм, рука сама к стакану потянется, а надо рыжего ужином накормить. Вернее, уговорить, чтоб он поел. А такие разговоры лучше вести без выпитой натощак водки — слова проще подобрать.

Улещать и упрашивать сонного, лениво щурящегося Гадюку пришлось долго. Тот отверг курицу, понюхал и забраковал салат, и только после безысходно-идиотского: «Ну, в честь встречи… вроде как ради новоселья!», согласился съесть кусок торта, но не вставая с дивана. Гепард сервировал маленький столик: десяток темно-оранжевых мандарин, наполнивших комнату цитрусовой свежестью, чашку чая, положил на блюдечко увесистый кусок бисквитно-кремового великолепия с кокетливой розочкой, и поставил все это добро рыжему под руку — авось, хоть половину, да слопает.

Расчет оправдался. Когда поужинавший на кухне Гепард вернулся — тащить курицу в комнату и жевать ее в одиночестве ему показалось неуместным — ни торта, ни пары мандарин не было. Руфус снова заснул, свернувшись клубком и натянув плед на голову. Брэйт облегченно улыбнулся, сбросил тапочки и подошел к дивану босиком, стараясь не потревожить спящего. Спящего, чей статус невозможно определить каким-то словом — ни друг, ни любовник, но ни в коем случае не гость, потому что…

Объяснить самому себе, кем ему приходится Гадюка, Гепард не успел. Пальцы левой ноги вляпались во что-то прохладное и скользкое, он машинально отдернул ступню, ушибся об диван и повалился на пол, успев извернуться и избежать соприкосновения со столиком. Приземление дало ответ сразу на два возникших вопроса. Холодное и скользкое оказалось не… впрочем, неважно, что Брэйту померещилось в первый момент. Это был кусок торта, целый, нетронутый кусок торта, убранный под диван на блюдечке — зря он подумал, что Гадюка его вместе с блюдцем и съел.

Подавив желание выругаться, он посмотрел в глаза Руфусу — тот, разбуженный его падением, выпутался из пледа и с интересом рассматривал испачканную кремом ногу — не заметил ни капли раскаяния, но все-таки спросил:

— Зачем под диван-то спрятал? Сказал бы, что не хочешь.

— Я тебе раз десять говорил — «ничего не хочу», — пожал плечами тот. — А потом понял, что от тебя просто так не отвяжешься.

Укорять и стыдить разбазаривающую продукты рыжую скотину Гепард не стал. Допрыгал на одной ноге до ванной, отмылся, вернулся в комнату, выбросил торт и поинтересовался:

— Может, ты на кровать переберешься? Раз уже поужинал… Я тебе телевизор в спальню перенесу, если хочешь. И чистое постельное белье застелю. Комплект есть запечатанный, ты не думай…

— Я не думаю, — зевнул Гадюка. — Постели. А я пока в душ схожу.

Простынь Брэйт заправил, стараясь не оставить ни складочки. Подушки взбил, одеяло хорошенько встряхнул — менять пододеяльник пришлось бы обязательно, прежний испачкался в крем — оглядел кровать с чувством выполненного долга, а потом увидел вернувшегося из ванной рыжего и пропал. Сочетание ошейника и небрежно застегнутой пижамной куртки подействовало на него, как добрая порция афродизиака. Мягкая полоса кожи с трезубцем будоражила, вызывая странные мысли о символах рабской покорности, а видневшаяся в вороте родинка на ключице манила, требовала, чтоб к ней прикоснулись губами и…

— Плед тоже принеси, — попросил нырнувший под одеяло Гадюка. — Холодно.

— Сейчас.

Притащив рыжему плед, он нарвался на вопрос: «А ты где будешь спать?» и, пожав плечами, ответил: