Мы лежали на спине, глядя в потолок, и молчали. Боком, которым прижималась к Ноксу, я ощущала тепло его тела. Слышала размеренное дыхание, но понимала – он не спит. Его выдавало едва уловимое напряжение неподвижной позы. Как и, наверное, меня.
– Если неудобно, положи голову мне на плечо, – шепотом предложил он, когда я коротко шевельнулась.
Я на удивление быстро согласилась. Заворочалась, едва не столкнув Нокса на пол. Положила голову в изгиб, где шея переходит в плечо, и блаженно прикрыла веки. Да, так гораздо лучше… Только вот терпкий запах сводил с ума, а рука ненароком задевала чужую кисть.
Смущенно я попыталась отодвинуть руку, но Нокс поймал мою ладонь и крепко сжал.
– Лежи, – приказал он сухо и, убедившись, что я передумала избегать его касаний, отпустил мою ладонь. Но его мизинец так и остался сцеплен с моим.
Когда я была ребенком, клятва на мизинчиках казалась чем-то нерушимым. Для нас, детей, это был символ чего-то чистого и настоящего. Почти священного.
Интересно, была ли такая традиция в детстве Нокса? И если да, то думает ли сейчас он о том же, о чем и я? Трепещет ли его сердце от этих мыслей или Нокс такого глупого совпадения даже не заметил?
Погруженная в воспоминания о беззаботных днях детства и опьяненная чужим теплом, я начала засыпать. Усталость утягивала в сон, сознание отключалось…
Но из полудремы меня вырвал свет портала, который вспыхнул прямо посреди тесной комнатушки. Я зажмурилась от ярких лучей и, еще толком не понимая, что происходит, крепче прижалась к такому же сонному Ноксу.
– Убери от нее руки! – разъяренно процедил Хаген, и, прежде чем я успела хоть что-то сказать, мощный шквал силы швырнул Нокса в стену.