Вкус подчинения

— Похотливая блядь, — только и произносит он. Сдавленно, хрипло, словно висит на высоте и держится за карниз только пальцами. — Дай мне себя. Отдайся мне вся.

Он почти не дергает за волосы. Я сама поднимаюсь наверх и кончиком языка дарю свой вкус его губам. Пока они не захватывают меня в плен и не мучают обжигающими ласками.

Он сам прерывает это совокупление ртов, толкает меня вниз и приказывает:

— Ползешь в мягкую комнату, встаешь в коленно локтевую и широко открываешь рот.

Уже один возглас повергает мое тело в трепет и я стыдливо опускаю глаза и иду выполнять несложное требование.

Хотя точно знаю, что это только начало. Что скоро тот самый ремень, что я символично передала ему, коснется сладостным ударом моей кожи.

Но все же страшно. Чертовски страшно, когда он щелкает замком двери, отрезая шумы в этой, мягкой, сумасшедшей комнате от всех остальных помещений.

Теперь он сзади. Стоит и не двигается. Выжидает, чтобы напасть, укусить, сожрать каждую мысль не о нем.

Сожрать меня.

Внезапно чувствуя, как он почти надо мной. В рот попадает круглый резиновый кляп, а на затылке защелкивается замочек ремешка, за который очень удобно тянуть.

Это хозяин и делает, вынуждая меня прикусить шарик и мычать в него, когда пульсирующей плоти между ног касается ремень.

Медленно водит по клитору, доводит сволочь до умопомрачения, размазывает обильно вытекающую влагу по бедрам и ягодицам.

А следующий миг я вскрикиваю, когда широкая сторона ремня шлепает меня по ягодице.

— Точно готова? — спрашивает он и я, кивая, покручиваю бедрами, уже в нетерпении нового острого удара.

Да! — удар.

Да! — новый удар, сильнее… легкая ласка языка на воспаленной коже и все…

Давида уносит, он уже не чувствует границ реальности, бьет меня со всего размаха, рассекая воздух, оставляя следы. Он наслаждаясь моим мычанием и смазкой, которая буквально течет из лона.

Ремень еще раз бьет. Уже чувствую, что завтра сесть будет затруднительно и уже в следующую секунду в меня врывается твердый, идеальный член и не церемонясь начинает вталкивается.

Яростно, резко, с чавкающими приятными слуху звуками. Они порой заводят гораздо сильнее, чем видео, совокупляющихся людей.

Движения размашистые, такие важные и нужные, особенно когда на воспаленное хлесткими ударами место опускается ладонь и нежно… Так нежно гладит, пока вдруг не сжимает.

И я, стоя на локтях падаю лицом в мягкое, чувствуя что угол проникновения поменялся и теперь Хозяин входит глубже, таранит меня снова и снова. По подбородку уже слюна, в сердце уже пожар, в глазах темнота. Хорошо, так хорошо, как будто кто-то вколол мне морфина и оставил умирать. И я почти мертва, чувствую, осталось немного.

Хозяин натягивает меня за ремешок на затылке одной рукой, другой сжимает грудь и остервенело трахает.

Снова и снова толкая меня в очередной ошеломляющий оргазм. А ведь когда-то я не верила, что такое возможно, что возможно испытать радость, унижаясь перед мужчиной, возбуждение от боли, острое счастье от возможности кому-то принадлежать. Принадлежать кому-то особенному.

Слезы восторга уже бесконечным потоком текут из глаз, пока я пытаюсь кричать и дрожать.

Его опытные руки сильно оттягивают соски, а член внутри вдруг не разбухает, сводя этим с ума.

И я кончаю, кончаю, умираю, снова и снова. Так продолжительно, уже осознавая, что мир вокруг померк, и осталась только я.

Изогнувшись в жестоких руках, что приносят лишь удовольствие.

— Сука, — только и выстанывает он, обильно заливая мое влагалище и буквально, обрушивается на мое тело, прижимая к мягкому полу и нежно, нежно целуя. — Моя сука.

* * *

Несмотря на полученное удовлетворение и даже больше, Давид злился. Он был очень и очень зол.

Мне уже самой хочется немного динамики, но прежде всего мне хочется раскрыть характеры этих двоих, чтобы понимать мотивы их поступков) Спасибо за понимание. Расскажите, в какое время для вас удобно читать проды?

Глава 33. Давид

Несмотря на регулярное удовлетворение своих самых низменных желаний, Давид был зол.

И злился он в первую очередь на себя.

Стоило надавить и Майя бы все рассказала, но теперь он сам не хотел знать правду. Она ведь могла принести, как бесконечное счастье, так и желание сдохнуть.

Кто такая Майя? Почему она, работая медсестрой в престижной больнице оказалась в притоне для извращенцев? Почему она оказалась девственницей, при этом в ее знаниях о Теме не было ничего невинного?

Давид сгорал в ней, все больше погружаясь в омут разврата.

Давид понимал, что больше не хочет знать правду. Он хочет видеть Майю такой. Покорной, полностью зависящей от него, развратной и одновременно невинной. Идеальной. Идеальной сабой была она в эти два дня, отсасывая по одному кивку. Порой без слов понимая, что нужно раздеться и встать в коленно-локтевую позу.

Ночью она спала беспокойно, часто говорила «нет, не надо» умоляла остановиться и тем самым подтверждала его самые страшные опасения.

И это еще один повод не выяснять правду, потому что воспоминания могут снова сделать ее пустой оболочкой, могут забрать у него Майю.