Вкус ранней клубники

Это до какой же степени нужно углубиться в свои проблемы, чтобы не узнать Глеба Винярского, с которым мы учились в одной группе целых пять лет! Глеб — наш лучший студент — после окончания университета — поступил в аспирантуру, и теперь преподавал там же. Да, тесен мир!

— Здравствуй, Глеб! — вынуждена была расконспирироваться я. — Выходит, меня легко узнать? А я-то думала…

— Вовсе не легко! — успокоил он; то есть, он не думал, что успокаивает, но его слова именно так на меня подействовали. — Но, если помнишь, я был в тебя влюблен, а любящее сердце вещее… Однако, ты теперь одеваешься так экстравагантно!

Понятное дело, что Винярский моему прикиду удивился. Он был всегда так консервативен, а навязанный мамой стиль моей одежды в полной мере соответствовал его представлением о том, как должна была одеваться студентка тех лет.

Потому Глеб нравился моей маме. Был безразличен мне. И совсем не нравился Артему. Но уже совсем по другой причине.

Как бы то ни было, перед Глебом я могла не скрываться.

— Хочу тебе признаться: мое нынешнее одеяние — не что иное, как маскарад.

— Слава богу, ты сняла груз с моей души, — откровенно высказался Глеб и представил меня своим спутникам. — Знакомьтесь, парни, это — Белла Решетняк — первая красавица нашего факультета.

— Что? — не поверил мой сосед. — Это юное создание — твоя однокурсница? И почему я не пошел на филологический?!

— А это мои друзья, — продолжал Глеб — Тот, что рядом с тобой Костя Левченко, мой коллега по университету, доцент, преподает химию. А рядом со мной — писатель из Санкт-Петербурга Витя Круглов.

— Нет, на нашем курсе таких студенток не было, — продолжал сокрушаться Левченко.

— Это в Москве, где ты учился, не было, а в нашем городе, как видишь…

— Но, главное, подкатываться к таким девушкам он научился. Ишь, засыпал Беллу комплиментами. Можно подумать, не науку химию в вузе изучал, а науку обольщения…

— Ребята, прекратите ерничать, — прервал их словопрения Глеб. — Мне сдается, у Беллы трудности, а вам бы только поржать… Нельзя ли полюбопытствовать, ты догоняешь или убегаешь?

— Убегаю, — вздохнула я.

Но если они ждали от меня дальнейших откровений, то им пришлось разочароваться. Я вовсе не собиралась взваливать на Глеба и его товарищей свою нелегкую ношу.

Что поделаешь, это сильнее меня. Сама я нарушила не одну статью российского Уголовного кодекса, но я знала, из-за чего рисковала, а эти молодые люди… Зачем подобный риск им?

У меня не было сомнений в том, что расскажи я откровенно о своих бедах, и они тут же возьмутся помогать. Женщина самой природой организована так, чтобы прежде всего думать о последствиях своих шагов, а мужчины чаще всего идут на поводу минутного порыва. Как сказал Жванецкий, одно неосторожное движение, и ты уже отец.

Казалось бы, именно теперь я должна хвататься за любую руку, которая вытащит меня из многочисленных бед, обрушившихся на мою голову. Это и раненый муж, оставленный мною вдалеке от дома, в больнице, брошенный под присмотр чужих людей. Это и бандиты, которые неслись за мной в погоню…

И все же во всем это было одно "но". Наш с Артемом частный интерес. Это ради него мы рисковали своими жизнями. И все наши неприятности были связаны с тем, что мы вознамерились иметь побольше денег. А раз мы хотели обогатиться, нам самим за то и расплачиваться!

Вот если бы мы выполняли какой-то гражданский долг, то призывать на помощь соотечественников нам бы сам бог велел. А так… Видел ли свет подобную дуру?

Как-то на третьем курсе сам же Глеб говорил мне:

— Решетняк, у тебя явно вывихнуты мозги. Так, как ты, рассуждали энтузиасты двадцатых годов. Или женщины-декабристки…

Знай он сейчас мои дела и мое нежелание доставлять ему неприятности, небось, опять покачал бы головой и сказал:

— Решетняк, за эти годы ты ничуть не поумнела!

И он был бы прав.

— Вы направляетесь домой? — спросила я у Глеба.

— Домой. Мы с Константином ездили на научно-практическую конференцию в Питер, а Виктор приурочил к нашей встрече свой отпуск и теперь едет с нами на юг.

— На конференцию — на своей машине? Так далеко?

— А что, не хуже, чем на поезде. Машину мы вели по очереди. Ночевать пришлось дважды, но у нас на примете были неплохие мотели.

— Так что вы — своего рода легковые дальнобойщики, — посмеялась я. — И попутчиц берете.

Чуть не брякнула: плечевых!

— Хоть ты на себя и не была похожа, а юношеская память, видимо, сработала… Ты так и живешь с Артемом?

— Так и живу.

— Серьезный мужик. Морская пехота. Не чета нам, гнилым интеллигентам… Помнится, твоя мама об этом очень сокрушалась.

— Она и сейчас сокрушается.

Друзья с Глебом в наш разговор не вмешались, но слушали с интересом.

— Что-то я тебя из виду потерял. Ты сейчас где работаешь?

— Там же, где и работала, в издательстве "Южные зори". Наверное, ты меня не очень искал.

— Работа, суета… Засасывает, — сконфузился Глеб.