Вкус ранней клубники

— Дырка во лбу при выстреле из "макарова" в упор. О какой дырке речь? Да ему просто разнесло бы полчерепа. Я, конечно, не большой знаток баллистики, но тут что-то не стыкуется.

— Какая разница! — устало отмахнулась я.

В этом месте моей речи — да и самой реакции! — мой мозг попытался пробуксовать. Как это, какая разница? Убить человека уже для меня семечки?! Но, оказывается, я даже думать не хотела о самом слове "убийство" применительно ко мне. Ерунда это все, господа присяжные! Этого не может быть никогда!

— Не скажи. А что, если этот бандит просто пугал тебя? Отвлекал от собственной персоны. Посмотри на себя — какой из тебя снайпер? Из Чечни она приехала! Только круглый идиот мог в такое поверить. Да он тебя просто забалтывал!

— Нет, это для него слишком сложно. С одной извилиной такого не придумаешь.

— Странная ты женщина, Решетняк, я тебя хочу успокоить, а ты предпочитаешь верить какому-то бандиту. Мазохизмом заболела? Давай, ковыряй свою рану! Чего ж ты тогда ко мне пришла, а не в милицию с повинной: арестуйте меня, я убила человека!.. Слова какие-то театральные, аж противно! Вот что, подружка, у меня есть импортная пена для ванны…

— При чем здесь пена?

— Не перебивай. Я налью тебе ванну с этой чудесной пеной, ты ляжешь в нее, закроешь глаза и постараешься ни о чем не думать. То есть, это тебе вряд ли удастся, но лучше бы тебе представить себе что-нибудь красивое. Море, золотой пляж. Или вечерний ресторан, тихий блюз, и ты танцуешь в объятиях широкоплечего партнера, одетого в смокинг с бабочкой… Даром что ли старые люди говорят: не стоит раньше смерти умирать! Посиди, попей кваску, а я пойду, все приготовлю.

Я откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. В моей гудящей от перенапряжения черепушке, царила чехарда. Женщины-санитарки, уносящие на носилках бледного, без сознания, Артема… Что там сказали эти сельские медики? Большая кровопотеря? А если у них не было донорской крови и… какая у Артема группа крови? Я никак не могла вспомнить. Или не знала? Да и зачем мне прежде было об этом знать? Мой муж никогда ничем не болел. И этот врач… Я даже не спросила его имя-отчество… А вдруг у него не было опыта в подобных операциях?

Я бросилась к телефону — его номер будто выжжен у меня в мозгу. Ответил сонный женский голос. Не Шурин, гораздо более молодой.

— Девушка, миленькая, пожалуйста, мне только что сообщили, — ей-то я могла соврать, но рыдания, которые рвались у меня из горла, самые что ни на есть подлинные; я так себя накрутила, что готова услышать самую страшную весть. — Мне только что сообщили, сказали, муж ранен…

— А, вы жена того шофера? — сразу взбодрилась девушка. — Не плачьте! Операция прошла удачно. У нашего Всеволода Илларионовича золотые руки, его даже в Москву хотели забрать, да он отказался… пуля застряла в мягких тканях…

— Говорили, он потерял много крови, — мне едва удалось втиснуться со своим вопросом в частую речь медсестры.

— Что ж вы думаете, раз у нас село, так и запаса крови нет? — попеняла мне молодая медичка. — Кровь влили, как и положено…

— А у вас сиделки есть?

— У нас есть дежурная медсестра, — сказала девушка, — она все время заходит к раненому в палату. Он сейчас все равно без сознания. Правда, Всеволод Илларионович распорядился… Ладно, вам я могу сказать: он сам нанял сиделку — пришла какая-то молоденькая, сидит возле вашего мужа.

— Вы же сказали, что операция прошла успешно!

— Женщина, что вы кричите? Ему же наркоз давали? Давали. Вот он и спит…

— Все в порядке? — спросила Танька; она подошла так тихо, что я вздрогнула от неожиданности.

— Говорят, операция прошла успешно.

— А я тебе что говорю? Артем — парень крепкий, выздоровеет, не успеешь и глазом моргнуть… А сейчас иди в ванную, я тебе приготовила все, как обещала. Полежи в теплой водичке, расслабься, а потом мы спокойно подумаем, что делать дальше.

В ванне я так расслабилась, что чуть не заснула. Хорошо, Танька запретила закрывать дверь на задвижку. Так что спустя, как мне показалось, несколько минут, подруга заглянула в ванную и спросила:

— Ты долго собираешься здесь сидеть?

— А мы торопимся?

— Есть у меня одна мысль… К тому же, ты сидишь сорок минут, не многовато ли?

— Сорок минут? Я, наверное, заснула.

Татьяна помогла мне вытереться, словно я тяжелобольная и только что поднялась с постели, и запихнула в свой махровый халат.

— Пойдем, мы с тобой ещё не договорили.

Она усадила меня перед журнальным столиком, на котором дымилась яичница с колбасой, а рядом лежал на блюдечке разрезанный пополам огурец.

— Все, что могу!

Она царственным жестом указала на еду. Только тут я почувствовала, как проголодалась. По дороге Глеб останавливался возле какого-то придорожного кафе, но я наотрез отказалась идти есть и просидела в машине, пока мужчины не вернулись.

Казалось, никогда я не ела такой вкусной яичницы. Дома я почти её не готовила, предпочитая подавать своим домашним что-нибудь основательное: плов, котлеты… Для Таньки это привычная еда, потому в ответ на мою похвалу она посмотрела на меня с подозрением.

— Сто лет не ела яичницы!