Вкус ранней клубники

— Может, не только ради денег, — задумчиво проговорила я. — Говорили, Рафик этот больно самолюбивый. А согласиться с тем, что его перехитрила женщина, было, по-видимому, выше его сил…

— А в итоге — четыре трупа!

Я не стала уточнять, что, возможно, и пять. Мне самой не хотелось так думать.

— Если бы ты знала, каких кошмаров насмотрелся я в своих наркозных видениях. До сих пор не верится, что ты жива… Все рассказала? Давай, выкладывай, во мне уже достаточно физраствора, чтобы перенести без риска для здоровья любое сообщение.

Он вроде посмеивался, но ждал недосказанного. Так было всегда — я и прежде никогда не могла обмануть Артема, что-то утаить от него. Правда, он не знает, сколько этого недосказанного теперь.

Например, я ничего не стала говорить ему о планах Лилии поехать в тот самый город и разобраться с Валерией. Расскажу как-нибудь потом. Вряд ли это её намерение серьезно. Скорее всего, пьяный кураж. Поедет она разбираться! Но теперь наверняка Артем станет считать своим долгом опекать Лилию, как жену покойного друга. И с её подачи вполне может ввязаться в какой-нибудь криминал…

И про Стопа пока ничего рассказывать не буду. Если это дело не всплывет. Я почему-то убеждена, что Артем начнет и здесь предпринимать какие-то шаги, чтобы обезопасить на будущее мою репутацию, и поневоле сыграет роль камня, от которого по воде пойдут совершенно ненужные для дела круги…

— Понимаешь, — вздохнула я, — мне пришлось поцеловаться с одним человеком…

— Как, опять? — он слегка отстранился, чтобы заглянуть в мои глаза, но по тону понял, что этот мой проступок не заслуживает особого внимания. — Что же это делается? Прямо не жена, а какая-то поцелуйная нимфоманка! Создается впечатление, что это моя недоработка. А, значит, мне за неё и отвечать. Подробности сообщишь или мне придется самому догадываться?

Он без улыбки выслушал мой смущенный лепет.

— Значит, под Мало-Степанцом вас не останавливали?

Подумать только, этот город какой-то роковой для меня. Вот теперь и Артем за него зацепился.

— Не останавливали.

— Понятно. Следовательно, имел место всего один поцелуй? Учти, Решетняк, я тебя прощаю, но чтобы это было в последний раз!

— Обещаю. Я больше не буду! Никогда! Ни с кем! Целоваться!

Для убедительности я даже приложила руку к сердцу.

— Кроме меня, — уточнил он. — Попробую тебе поверить…

Муж обнял меня здоровой рукой, и некоторое время мы молчали, наслаждаясь удивительной атмосферой близости, которая вливалась в наши истосковавшиеся друг без друга души.

Потом муж опять от меня слегка отстранился.

— Не забудь, — прикид сжечь. В крайнем случае, подарить какой-нибудь школьнице.

— Вот заладил! Сам же только что говорил, что лишь благодаря ему вспомнил про мои бесподобные ноги.

— Давай тогда с тобой на что-нибудь сменяемся?

Над этим вопросом стоило подумать.

— Хорошо, я ставлю на кон свою фирменную одежку. А ты чем ответишь?

— Всем, что пожелаешь.

— А ты поступишь в институт.

— Это неравноценный обмен. В корне менять свою жизнь. Я уже все перезабыл, а ты предлагаешь опять садиться за учебники?

— Хорошо, добавлю ребенка.

— В каком смысле?

Кажется, Артем даже боялся поверить, так ли он меня понял?

— В том смысле, что если ты поступишь в институт, я соглашусь родить ещё одного ребенка.

— Белка, это правда? — забывшись, он вскинулся, и тут же со стоном упал на подушку. — Ты же не станешь разыгрывать старого и больного человека?

— Не стану. Только условие — никаких разговоров о том, что надо будет содержать детей, потому учебу придется отложить. Надо будет — не спорю, но я уже говорила с главным: я смогу брать работу на дом…

Опять меня несло! Ни о чем таком я с главным не говорила. Просто надеялась, что он позволить мне уйти в декрет на таких условиях. И о ребенке я заговорила, зная, что муж втайне мечтает об этом.

В наступившей вдруг тишине стало слышно, как в коридоре кто-то зубрил английские числительные.

— Ван, ту… файф, секс…

— Сикс, — поправил другой голос.

— Секс, — нерешительно повторил зубрила.

— Сикс! Только о сексе и думаешь!

Не выдержав, я расхохоталась. Артем тоже улыбнулся.

— Значит, не только я об этом думаю.

— Молчи уж, — махнула я рукой. — Сперва с кровати поднимись!

— А я всегда считал, что для этого вовсе не надо подниматься с кровати, а, скорее, наоборот…

— Между прочим, тот, кто зубрит английский, думает не о сексе, а об учебе. И, судя по голосу, он совсем молод.

— Белка, может, а ну его! Все-таки мне уже поздно…

— Никогда не поздно взяться за ум… Или мы пойдем каждый своим путем?

— Нет, нет, только не это! Позвольте, ваша честь, хоть немного подумать.

— Подсудимый, суд ещё предоставит вам последнее слово!

Я поставила на тумбочку Танькину корзинку и сняла с неё марлю.

— Что там у тебя?

— Клубника. Ты, небось, ещё и не пробовал?

— Как-то некогда было.

— Я тоже. Говорят, если что-то в году пробуешь в первый раз, надо загадать желание.

Мы с Артемом взяли в рот по клубничке, чуточку подумали и одновременно тряхнули головой: задумали! Я даже подозревала, что одно и то же.