Вкус соли на губах (СИ

- Жидкий огонь, - Cиреникс лижет-смакует эти два слова, рубцует раны Дафны соленым языком, с которого капает яд, разъедая нежную кожу, белые гранулы же шлифуют, охлаждают и немножко жгут. Дафна вздрагивает, ибо по венам течет огонь - расплавленный, жидкий, ленточный и бархатно-нежный. Лизнет такой огонь руку - сразу запузырятся гнойно-белые волдыри, поджарится сырое розоватое мясо, покроется черной корочкой, запечется, словно сочный деликатес. Опасен огонь, несет в себе разрушение и созидание. Два в одном.

- Горькая и чистая соль, - Дафна слышит, как звенят-качают морскую воду эластичные легкие, что расправляются, словно шелк. Соль жжет, течет по венам-артериям, оседает на стенках горькой полынью, сухим воздухом, свежестью морской воды внутри проносится, микроскопическими кристаллами оседает в пружинящих легких, что силятся вытолкнуть из себя воду, литрами проходящую через внезапно податливое тело. Дафна ощущает, как перекатывается внутри белый осадок, просеивает-фильтрует кислород, отрыгивая планктон, песчинки и тонкий такой роговой слой, что остается от безрассудных смельчаков.

- У чокнутого русала на дне легких оседает нефть, грязевые отходы, черный налет. Сажа выжигает его изнутри, трупный яд отравляет немеющее тело.

- Трупный яд? - Дафна вздыхает-дрожит в сильных объятиях переливающихся голубыми сполохами боков.

- Нефть, отходы. Жижа, мутагенные процессы… - каждое слово Сиреникс выплевывает, словно скверну. - Застой, болота, отравления, трупы. Его хвост набухает, покрываясь лилово-багровыми полосами, раздувается, пухнет, трескается. Придет время, завибрируют волны, и лопнет зеленый, разлетаясь и разваливаясь прогнившим, протухшим мясом, слизисто-белесым гноем, только хрупкая болезненно-сиреневая кость будет жалко торчать и вяло дрыгаться в последних…

- Твоя фантазия не знает границ, - смеется нимфа Домино.

- Думаешь, я лгу, фея-которая-смогла-спастись? - порой змей использует привычные имена-прозвища, которые дает окружающим существам и предметам в соответствии со своими соображениями. На языке волн, потоков, течений эти имена шелестят-звенят, переливаются бирюзово-лазурным, с вкраплениями жидкого платинового, ленточно-оранжевого и золотисто-молочного. Истинный язык сиреникса - язык цветов, колебаний, волн. Дафна желает обучаться, познать тональности седогривого Океана.

- Ты так живо описываешь это, что картина так и стоит перед моими глазами.

- Я вижу это. Вы, люди, называете сей дар предвидением. Я не делаю различий между прошлым, настоящим и будущим. Измерение Водных Звезд вне времени и пространства.

- Спасибо, что пересказываешь мне обязательную программу обучения принцессы, - Дафна закатывает влажные янтарные глаза. Ей хорошо здесь, хорошо на дне морских глубин. Дафна слушает тихий рокот, чувствует вибрации донных пещер, сотрясаемых Древними, спутниками Дракона, существовавшими еще на заре времен.

- Я лишь объясняю тебе. Я не вижу промежутки - я лицезрю потоки времени. Время подобно воде, плавно, текуче, спокойно и всегда существует. Проблема вашего рода в том, что вы не способны воспринимать реальность целиком. Мозг ваш слишком мал и невесом. Время течет единым течением, и я за ним наблюдаю. Не разорвать, не продлить, не изменить курс - оно всегда мчится Его хвостом, Его силой, Его огнем.

- Но время - вода… И нет между этими стихиями различий, - улыбается Дафна, потому что философия Сиреникса неизменна и едина. - Но что тогда ты? Что есть ты, трансформация, созданная, казалось бы, из чистейшей энергии, щедро приправленная дыханием Океана?

- А как думаешь ты? - у Сиреникса порой и ответ не ответ. - Вернее, чего ты хочешь?

Дафна улыбается, солнечные блики играют на белоснежных зубах, жемчужинами сияющих. Тяжелые кольца сдавливают весом своим и охлаждают персиковую, а ныне бледную кожу. Приятная дрожь бежит по ней, заставляя трепетать внутренний огонь. Мандариновые оттенки дрожат, вспыхивают, кажется, гаснут, но тут же вновь разгораются.

Их взаимодействие основывается на параллелизме и едва заметном, общем начале.

Он - змей-искуситель, несущий в себе морскую пену, философию антимира и полное презрение ко всему живому. Его немигающие глаза меняют цвет - смотрит долго в них человек, рвется тонкая сетчатка, изливаются сосуды ее в полость глаза, мнется-лопается склера, плачет глаз, плачет-уродуется. И человек плачет слезами мутными, грязными, что текут по краю изувеченной глазницы. То прозрачные, что сама вода, то черно-ухмыляющиеся, словно истинное и первобытное зло - зло, которому чужды милосердие, сострадание и слабость, то проскальзывает в нечеловеческих глазах слабая оранжевая искорка - Драконье начало, Драконова суть.