Безумие не унималось. Сейчас оно вплотную заинтересовалось шансом того, что я могу потерять анальную и оральную девственность. Ебаный извращенец. Голоса немного не поняли прикола орального изнасилования, ну типа — откуси. Да, в его парадигме выживания любой ценой, тесно смешанной с позывами гнева, каннибализм стоял не на последнем месте. Сумасшествие кинуло картинку того, как это может быть. Воскресило в моей памяти те момент, когда я в теплой постельке в собственном домике надрачивал на главную страницу "Порнохаба", о нет, сводный братик, я застряла!.. во прикол будет для гоблы, если я застряну в дырке выбитого окна… голоса снова протупили момент — как я могу там застрять, если оно почти в два квадратных метра? Но безумию поебать, художественные условности, епта. Трое гоблинов пристраиваются спереди — один на рот и двое на руки, остальные сзади, по очереди или разом, никакого гейства — чисто мужской секс. Какие у гоблинов члены?.. мне захотелось блевануть, даже горький привкус желчи почувствовал, подкатывающий к горлу. Слишком мерзкие и слишком подробные картинки рисовало сумасшествие, щедро дополняя их мазохизмом и не каким-то ванильным из разряда декоративной плеточкой по ебалу, а таки уголовно наказуемых за причинение человеку увечий средней и летальной тяжести. Блять, это пиздец. Сука, найду врача и вырежу себе кусок мозга — а хули нет? Вряд ли будет что-то хуже.
В какой-то момент это надоело гневу, ему была совершенно чужда концепция "занимайся любовью, а не войной". Он вспыхнул яростью и безумие отступило, вгрызаясь в кинутую мною кость мыслеобраза о блондинке. Смотреть "фантазии" на тему того, как я развлекаюсь со вполне привлекательной дамочкой куда приятнее чем образ того, чем можно пытать людей. Но сумасшествие не умело останавливаться на малом, живя по принципу "педаль в пол", набирая обороты и по итогу вместо того, чтобы наслаждаться тем, как горячий язычок полирует мне головку члена, пришла картинка того насколько же приятно может быть ебать кого-то в глазницу, ощущая неровности костной ткани, мягкость лоскутов кожи и студень глазного яблока.
Навязчивые мысли, отвратные для всего внутреннего естества встречаются и у адекватных людей, но точно, блять, не в формате Три-Дэ. Ты их отгоняешь, пытаешься не вспоминать о них, но они стаей стервятников кружатся в стенках твоей черепной коробки. Вообще занимательная херня — задумались голоса. Почти все обитатели моего разума имели доступ к моей памяти, правда, ее целостность оставляла желать лучшего, но тем не менее. Голоса выхватили обрывок мысли о каком-то психологе, утверждающем, что то, что человек больше всего ненавидит, является тем что в тайне и любит, и вполне возможно хочет жестко отодрать без гандона и вазелина. Во всех смыслах спорное заявление. А че, типа, если ты хочешь вырвать кадык Гитлеру за концентрационные лагеря, где твой дед от голода загнулся, то ты сам того не зная, оказываешься типом со свастонами на плечах и вскинутой зигой? Занимательно…
Я хотел бить себя топором по голове, силясь изгнать зародыши новых личностей, созданных на основе моих собственных. Когда-нибудь я сам себя грохну или специально подставлюсь под удар. Когда-нибудь я окончательно слечу с резьбы, еще сильнее чем сейчас.
Безумие заржало, горстями сырой грязи впихивая в мои ушные раковины слуховые галлюцинации.
Я ведь когда-то слушал музыку. Много музыки, помогающей отгородиться от всего остального мира. И у некоторых песен было свойство вклиниваться в мозговое вещество на долгие недели, фоновый звук, настигающий в самый неподходящий момент.
Хвала Темным богам — живой мертвец уже возле арки. Гнев приготовился к кровопролитию и безумие отпустило захваченные рубежи, отступая куда-то на периферию расколотого разума. Ей, что нравится это? Нравится, блять?!.
У меня сводит мышцы рук, я сжимаю пальцы на топорище, до побелевших костяшек, до фантомного подобия судороги и впившихся в ладонь ногтей. Я сглатываю слюну, ставшую слишком вязкой, горькой. Что дадут за новый уровень? Навык? Оружие? Я хочу это узнать. Гнев хочет. Голоса хотят. Чего хочет безумие я так и не понял.
В межмировых переговорах наметился прогресс — второуровневый гоблач вмазал четко поставленный удар с правой в челюсть негра. Того мотнуло в сторону. Редкий флер кровавой слюны. Может зуб раскрошило — он выплевывает кровь, поблескивающую чем-то желтовато-белым. Гоблин присаживается на корточки у пленника. Впивается узловатыми пальцами в густую моднявую шевелюру, как-то совмещающую в себе дреды и кудряшки. Вскидывает его голову. Прислоняет к потной коже лезвие кривого кинжала, чуть выше кадыка. Вкрадчиво шипит что-то ему в ухо.
Вскрик другого гоблина, вскидывающего копье. Он заметил гостя.
Пора!..