– У тебя сейчас кисточка засохнет, – он поднимает с пола оброненную кисточку и кладет в банку с краской. – Что ты на меня вылупился? Будто привидение увидел?
– Разве? Я просто задумался, – не говорить же ему, что я только что разговаривал с ангелом.
О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое – ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца твои – как два козленка, двойни серны; шея твоя – как столп из слоновой кости; глаза твои – озерки Есевонские, что у ворот Батраббима; нос твой – башня Ливанская, обращенная к Дамаску; голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур; царь увлечен твоими кудрями.
Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью!
Перемещают население
(фрагмент)Ватиканское официальное издание «Osservatore Romano» сообщает, что Советская Россия перемещает сотни тысяч жителей бывшей Польши в районы Дона, Волги и в Сибирь.
С тех пор, как мы познакомились, встречаю Суламифь, по крайней мере, три-четыре раза на дню. Ее не пугает грязь, она не морщит нос, вступая в наши владения, улыбается, мы перебрасываемся короткими фразами, и она опять спешит по делам. В отличие от многих других сестер милосердия, семей врачей и прочих работников, Суламифь не живет в больнице. Тут обитает даже знаменитая оперная певица Герта Лусе, муж которой работает завхозом, а вот Суламифь – нет. Не хочет чувствовать себя дома, как на работе, и наоборот. Она снимает комнату на улице Бривземниека у какой-то пожилой дамы. До этого недолго жила на улице Коку, откуда до больницы рукой подать, но хозяин оказался изрядным дерьмом, и пришлось съехать.
Суламифь Целмс – так значится в ее паспорте, но, сколько слышу, ее часто называют Лаймите. Иногда Огоньком – из-за рыжих волос. Лаймите и Огонек звучат очень мило, но мне в голову пришло другое имя – Соле Мио. Суламифь, Соле Мио, Солнце Мое, Суламифь, – да, Соле Мио ей подходит больше. Звучит куда красивее, чем Целмс.
Минуло три дня, и я напросился проводить ее домой. Мне улыбнулись оба Солнышка – и та, что рядом, и то, что на небосводе. Весенние запахи крепчают, хочется вдыхать их до самой темноты. Затягивая путь домой, мы проходим почти что всеми тропинками парка Аркадияс.
– Меня нашли маленькой, на большом пне в лесу, поэтому в сиротском приюте мне и дали фамилию Целмс. Мне было тогда года три. Через какое-то время меня взяли приемные родители, и их фамилия тоже была Целмс. Когда выросла, они открыли мне, что я не их ребенок. Мама рассказала, что, когда забирали меня из приюта, совпадение фамилий было знаком, который для них с мужем решил все.
– Ну, не за это тебя взяли. Наверняка понравилась.
– Да уж, наверно! – она засмеялась. – Не могу жаловаться, они ко мне хорошо относились, старались быть ласковыми, но я все время чувствовала отчуждение, словно какую-то невидимую стену. Не могу подобрать слов… Как закончила среднюю школу, сразу рванула в Ригу, – Суламифь отбросила волосы со лба. В лучах вечернего солнца они вспыхнули огнем. – Еще раз вокруг пруда Мары?
– С удовольствием.
Меня радует, что миг расставания отдаляется. Значит, и она хочет подольше побыть вместе! Ура!
– Такой чудный весенний вечер, не хочется идти домой, – добавляет она.
– Мне тоже… а почему тебе такое имя дали, знаешь?
– Знаю, – Суламифь опять засмеялась. – Но ты никогда не догадаешься.
– Хм. Наверно, какой-то знаток Библии? Хотя – кто не слышал имя Суламифи. Им ведь и теперь девочек называют.
– Пожалуй. Но на самом деле, все было гораздо проще, как и с фамилией. Это было в апреле, рядом со мной положили бутылку с березовым соком. Какой-то остряк предложил, что с такими рыжими волосами, да еще и когда сок[22]
от земли поднимается, меня нужно назвать – Суламифь. Так и осталось. Никакой поэзии.– Вот уж не думал, что так можно получить имя.
– Жаль только, что свое настоящее имя никогда не узнаю. И национальность тоже.