Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга I

— Они теперь в Канаде, Хэл, тебе до них не дотянуться. Можешь почитать отчет о вскрытии. Я действительно был бы рад, если бы ты смог мне объяснить, какой несчастный случай заставил его проглотить все те иголки.

— Наверняка попытка самоубийства.

Генри достал из портфеля еще один предмет. На сей раз черный футляр с ДВД-дисками.

— Вот это заснято в одной из твоих комнат для допроса. Человека по имени Уильям Джордж Самуэльс заставляют глотать иглы, и не только иглы. Твое разрешение на подобные действия с твоей подписью подколото к рапорту допроса. — Он помолчал. — А теперь мне нужна твоя подпись на копии акта о получении от меня этого доклада. Согласно параграфу 141.2 протокола о передаче документа.

— Я отказываюсь подписать.

— Так и отмечу. Ты собираешься отдыхать со своими женами после казни?

— Нет, я не планировал…

— Для тебя ведь это отличный день, Хэл, наверняка ты захочешь отпраздновать.

— Это человеческая смерть.

— Повод радоваться, учитывая, что он абортировал сто шестнадцать зародышей.

— Убил сто шестнадцать человеческих младенцев.

Взгляд Генри посуровел.

— Эти аборты были произведены легально, до запрета на подобную деятельность в США.

— Этот человек убивал детей, а закон штата принят как имеющий обратную силу и действует вплоть до первого аборта в стране после дела Роу против Уэйда. Генри, послушай, я всего лишь исполняю свой долг. Я неплохой человек. — И он ведь не был плохим, он был хорошим и праведным, христианином до самой глубины своего милосердного сердца. — Это ведь благословение виновных — то, что они получают кару в этой жизни и избавлены от нее в жизни грядущей.

Генри, не сказав ни слова, отвернулся и вышел.

Дженни по интеркому передала:

— Скауты в зале для совещаний, милый…

Хэл не мог сдвинуться с места. Грудь сдавило. Он глубоко вздохнул раз, другой, пытаясь успокоиться.

— Иисусе, — прошептал он. — Помоги мне. Помоги мне с этим, Боже.

Доклад Красного Креста теоретически должен быть конфиденциальным, но так не случится. Скользкие европейские правительства уж расстараются, чтобы данные разошлись как можно шире.

Он обошел стол и налил себе стакан ледяной воды из серебряного кувшина, который подарил ему первенец. Рой, любимый Рой, погибший от отравления радиацией. Знал ли Генри, на что это похоже? Каково это — видеть, как кожа сползает с черепа твоего сыночка, которому только-только исполнилось двадцать два, слышать, как он умоляет Бога о смерти? Знал ли Генри, каково это — пытаться успокоить его мать, Дженни, державшую Роя за руку, пока тот умирал?

Мальчик прошел пешком весь путь от своей квартиры конгрессмена в Александрии, штат Вирджиния, до Атланты. В те жуткие дни, когда дым от Вашингтона носило над страной и ад воцарился от Ричмонда до Бостона, Господи, разрывая Соединенные Штаты. Разрывая величайшую страну мира после взрыва той бомбы, собранной в Иране, наверняка из русских деталей, привезенной на индонезийском нефтегрузе, черном корабле, по Потомаку, о Господи!

А теперь эта чертова пресса будет трепать его имя, сделает его Мясником из Рассела, вот увидите! Эти «Монд», «Лондон таймс», «Франкфуртер альгемайне цайтунг»; он знал их все, лживые газетенки еретических стран — стран, скрывавших до этого дня тех самых ненавистников Америки, которые превратили Вашингтон в радиоактивный дым и воспоминания. Тех, что убили Роя, его мальчика со смеющимися глазами и кудрявыми волосами. Как плакала Дженни в парикмахерской в тот первый день, когда по телефону прозвучал его голос: «Привет, папа! Знаешь, что сегодня произошло?»

О Америка, твои мертвые сыновья и дочери сбились с пути, с пути свободы, а нам пришлось отступить от него — всего на несколько лет, как сказал президент, благослови Господь его за силу и человечность, — чтобы восстановиться, сделать эту нацию христиан паломниками, ищущими света, какими они были вначале, и затем, очистив душу и помыслы, эти христиане будут свободны перед Богом и людьми, снова свободны.

Он встал, допил остатки воды, велел сердцу либо прекратить болеть, либо прекратить биться и отправился на встречу со скаутами.

За большим столом, где обычно восседали бизнесмены, которые и вращали колесики огромной фабрики Отдела Рассела, сегодня собралась труппа техасских скаутов-рейнджеров в черных костюмах с золотистыми сумками через плечо. Все свежие, с иголочки одетые, глаза сияют мальчишеским запалом, щеки покрыты румянцем. Эти христианские дети просто прекрасны, и у каждого из них на воротнике сияют крест и звезда.

— Что ж, мальчики, надеюсь, вы готовы к сегодняшней программе.

Поднялся их капитан.

— Сэр, мы будем в первом ряду.

— Перед всеми камерами? Отлично. Не вертитесь, мальчики, ваши лица попадут во все иностранные выпуски новостей.

— Да, сэр, полковник Уоттс сказал нам. Сэр, почему иностранная пресса допущена в нашу страну?

— Я думаю, мальчики, вы и сами можете ответить на этот вопрос. Что случится, если мы их выгоним?

— Мы только быстрее сделаем Америку христианской.