Кагоме охватила жуткая паника, желание вскочить и убежать, но она не могла пошевелиться. Слово перекатывалось на языке. Снова и снова.
— Я убил Брини. Кагоме, КОТОРЫЙ ЧАС?
— Константинополь! — внезапно выпалила она и услышала, как ахнул ее муж.
Существо на лестнице мелькнуло и приблизилось. Все также не шевелясь. Теперь Кагоме видела поля его шляпы и низко опущенную голову. Он прятал лицо.
— Ну же, — пробормотала Кагоме.
— Калькутта, — прошептал Джои, стиснув зубы, чтобы сдержать кашель, и Кагоме запрокинула голову, почти улыбаясь. Почти.
— Мошенничаешь, — сказала она, чувствуя, как текут по щекам слезы. — Название еще не сменили.
— Только то… — Рвущий, выворачивающий кашель. Хрип, длинный и низкий. — Что это еще не признал Запад, не означает…
— Ладно. Ченнаи.
Человек в шляпе сошел с лестницы на деревянный пол. Кагоме смотрела, как он приближается.
— А вот ты мошенничаешь, — сказал Джои.
Кагоме наблюдала сквозь слезы, как приближается человек в шляпе, и хваталась за дверь, чтобы не упасть. Улыбка, в которую сложились ее губы, была ей незнакома.
— Да неужели? — прошептала она, уже зная ответ.
Она ждала, что он ей скажет. Чтобы получить удовольствие. Чтобы
— Его… название изменили. Оно… теперь другое.
— Мадрас, — сказала она.
— Мадрас, — ответил Джои. — Прости, Кагоме.
Человек в шляпе стоял в метре от нее. Еще немного, и он ее коснется. А ей нечем было в него бросить. И некуда убежать.
— Простить? — Кагоме смотрела на шляпу, пытаясь различить скрытое полями лицо.
— Извини меня за то, что я не останусь. Я не могу.
— Джои. Впусти меня.
— Не могу… дотянуться до двери. Прости. Прости. Прости.
Плача от собственного вопиющего непослушания, Кагоме повернулась спиной к человеку в шляпе, припала губами к щели между дверью и стеной и зашептала:
— Я люблю тебя, Джои. Я люблю тебя, Джои. Я люблю тебя, Джои.
И вспомнила.
Где же еще она могла услышать такое бесполезное слово? Только от мужа.
Сверху, со стороны лестницы, раздался новый звук — всхлипы, почти поскуливание.
В ушах Кагоме опять звучала песня, которую пел Райан. Или не пел. Она все еще чувствовала прикосновение его рук. А во рту опять появился вкус его языка. И пота, который она слизнула с его щеки. Такого
— Кагоме? — заскулила миссис Тиел.
Кагоме обернулась. Ее сердце сжималось до боли, кипело от горя, к горлу подкатывали волны тошноты, одиночества, ужаса и…
Миссис Тиел уже спустилась и теперь переводила взгляд с Кагоме на закрытую дверь за ее спиной. Хрипы в ванной прекратились. Уже довольно давно. Кагоме смотрела мимо свекрови, туда, где за окнами раскачивались сосны. На пустом, бесполезном уже ветру.
— Нет, — сказала миссис Тиел, и Кагоме ощутила, что ее губы снова складываются в улыбку. В оскал, которого у нее никогда раньше не было. «
«Что бы ни случилось, — подумала она, — это уже произошло».