— Но сегодня к ней и на милю никто не подберется, — продолжал вышибала. — Она с Блоком Токоматсу.
Дружелюбный вышибала ткнул толстым, как сарделька, пальцем в направлении столика у самой сцены. Столик занимали пятеро самых больших человеческих туш из всех, кого Санни доводилось видеть.
Блок Токоматсу был наполовину японцем, наполовину самоанцем из Милуоки. Он отбыл в коррекционном центре Марион Стэйт срок за убийство второй степени и не раз то тут то там упоминался как приверженец самого разного антиобщественного поведения.
Блок Токоматсу регулярно вышибал меланин из
— Эй, Черный Супермен!
Санни обернулся к Номо, который соткался из воздуха, как нечаянный пердеж.
— Вот наша ручная сучка.
— Подожди, — предупредил Санни.
Однако Номо уже вытащил мобилу и нажал кнопку.
— Йо, она здесь, в Шейкдауне. — Он дважды кивнул и отключился, глядя на Санни, как противник перед звонком. — Скарп говорит, что тебе лучше не облажаться, иначе я продырявлю твою задницу так, как
Санни нарисовал себе мысленную картинку, насладился ею и с сожалением заключил, что дело того не стоит. Ему нужно было закончить с этим и получить свои пять штук, но дело осложнялось пятью же быками за столиком у сцены.
— Я ее достану, — буркнул он, предчувствуя, что вечер добром не кончится. — И не пытайся выглядеть крутым, идиот.
Пока Номо пытался сообразить, как ответить на оскорбление, Санни решил подобраться поближе к черной кожаной громаде спины Блока Токоматсу.
Джеймс Браун изощрялся в рифмах по поводу того, что он черный и гордится этим, изливаясь из обалденно дорогой системы стереоколонок. Диджей работал за пультом, микшируя треки и заполняя «Шейкдаун» грохотом хип-хопа. Санни чувствовал, как в такт двум разным ритмам вибрируют его внутренности: у столика Блока Токоматсу музыка была громче.
У столика Блока вилась стайка самых привлекательных танцовщиц. Они слишком громко хохотали над шутками подручных Блока, висли на них и все равно строили лисьи глазки главарю.
А Токоматсу было плевать на холодную войну почитательниц, он зачарованно следил за каждым движением Хармони, отслеживая ее выход, как нервная шлюха — перспективного клиента.
Хармони закончила выступление поперечным шпагатом, уцепившись руками за шест в паре метров над полом. Потом соскользнула на сцену, собрала ворох наличных и исчезла за кулисами. В зале зажегся свет, и мужская часть аудитории взорвалась аплодисментами.
Серебристый блеск за поясом одного из подручных Блока заставил Санни загрустить. А быстрый осмотр остальной самоанской компании только усилил нехорошее предчувствие.
Грубой силой здесь ничего не добиться.
Санни стиснул зубы и закрыл глаза.
А через минуту свистнул ручку у проходящего мимо разини, нацарапал записку на салфетке и передал жутко некрасивой официантке, добавив двадцатку за труды.
Два трека спустя официантка вернулась, и Санни понял, что эта ночь будет еще хуже, чем ему поначалу казалось:
Санни подождал, когда жуткая официантка вернется.
— «Джим Бим», чистый, — заказал он. — Двойной.
Еще несколько минут, и Санни уставился на высокий бокал чистого лекарства, наблюдая, как колышутся в такт басам из колонок кубики льда.
— С Рождеством, — сказал он, хотя на дворе был июль.
Залпом выпив, он поманил симпатичную кореянку из танцовщиц.
— Угостишь меня? — спросила девушка.
— Приватный танец, — буркнул он.
Поднялся на ноги, и лицо девушки просветлело.
— Ой, а ты
А потом улыбнулась, поправила его воротник и повела в задние комнаты.
Коридоры оказались заполнены голыми женщинами и красным светом.
В углу, справа от Санни, две стриптизерши танцевали для клиента и его рыжеволосой подруги с тонкими, почти отсутствующими губами.
— Люблю рыжих, — сказал Санни. Хотя внутри у него ярился и бросался на прутья клетки зверь подсознания.