Вкус вишнёвой лжи. Книга 2 (СИ)

У меня нет сил что-либо говорить или прощаться со Скворецким, поэтому я поспешно забираюсь в авто — вздрагиваю, когда папа захлопывает дверь, обнимаю себя руками. Мысль о том, что бабушки больше нет, не хочет усваиваться в голове, но я продолжаю представлять всё случившееся в самых ужасных подробностях и никак не могу остановиться.

Недолго Стас разговаривает с моим отцом — я их совершенно не слышу, да и, признаться, не хочу — а потом папа садится на переднее сидение и командует водителю «трогай». И мы уезжаем. Двигаемся прямо навстречу Сатане в его жуткий испепеляющий Ад…

Ложь 49. Ира

«В мире было сказано так много лживых слов и совершено такое несметное количество неправедных поступков, что неудивительно, почему он так несовершенен». Владимир Эдуардович Казарян

Nobody Knows — Autograf feat. WYNNE

Ложь 49. Ира

Моё тело не слушается, когда я вылезаю из полицейского автомобиля, остановившегося напротив подъезда. Мышцы ватные, мысли превращаются в тягучий кисель, заполняя мозг до такой степени, что разъедающая жижа вытекает прямо из ушей.

Делаю вдох, и кислород кажется глотком яда, медленно проникающим в кровь. Печёт солнце, где-то кричат дети, шепчет зелёная листва, а я больше не ощущаю теплоты майского дня. Мне холодно — я обнимаю себя руками и судорожно выдыхаю.

Не знаю, что мне нужно делать: продолжаю стоять посреди дороги на потрёпанной временем надписи: «Ира прости», написанной когда-то давно призраком из моего прошлого.

Кажется, будто я не была здесь десятки лет и вот теперь наконец-то смогла вернуться домой. Я тону в тоске и ужасе, поднимаясь по бесконечным ступеням, и бой с ними даётся мне с трудом. Я проигрываю. Лифт сломан, каблуки сводят с ума. На полпути не выдерживаю, снимаю туфли и несу их в руках, борясь с желание выбросить дорогие лабутены в мусорку.

Внутри зарождается нечто странное и непонятное: у меня умерла бабушка, наверное, один из самых дорогих людей во всей вселенной, а я даже поплакать не могу. Не потому что не хочу, а физически не могу выдавить даже слезинку.

Отец открывает дверь квартиры, и пустота в груди увеличивается на пару сантиметров.

Здесь так тихо…

Обычно в бабушкиной комнате всегда работает телевизор, и как только заходишь в коридор, тут же раздаются крики, мол, кто это и… И про Михайловну начинает рассказывать, что та заходила недавно, а соседка померла сто лет назад…

— Похороним рядом с твоей мамой, — говорит отец, вонзая мне в спину острый клинок. — Послезавтра, получается. Нужно всё приготовить, позвать кого-нибудь на поминки…

— Кого? — злюсь, бросаю на пол туфли. — Все её друзья давно померли.

Я подхожу к комнате бабушки и замираю в дверях: телевизор выключен, кресло пустует. Полумрак настойчиво поглощает пространство, словно собираясь засосать квартиру в чёрную дыру. А я и не против…

— Некоторые соседки ещё живы. Вон, баба Варя. Бодренькая бегает туда-сюда. Я займусь этим, а на тебе еда и… даже не знаю. Карина вечером придёт, поможет тебе.

А вот это хорошая новость. Она куда больше понимает в похоронах, к тому же сможет всё организовать без моего участия.

Карина — новая жена отца. Работает в полиции судмедэкспертом, где они и познакомились почти полтора года назад. Влюбились, начали встречаться и тайком расписались. Сказали, не хотят громкую свадьбу.

Карина хорошая женина, умная. Детей нет, разведена. Да и не такая бешеная как Марина, так что выбором папы я довольна. Не скажу, что мы с ней лучшие подружки, но отношения между нами нормальные.

— Классно, — с трудом отрываю взгляд от манящего кресла бабушки и поворачиваюсь к отцу.

Не знаю, что сказать. Вот он, стоит напротив меня и смотрит так, словно я во всём виновата. Я оставила бабулю, променяв её на Стаса, и не смогла спасти. Если бы я продолжала ухаживать за ней, проводила бы больше времени рядом, присматривала… Она бы протянула подольше? Она бы…

— Я телефон забыла в ресторане, — зачем-то говорю я, хлопая себя по талии, будто надеясь отыскать там карманы, которых отродясь не было. — Пойду, переоденусь.

Папа молчит, и я принимаю это за одобрение.

Реальность подкрадывается ко мне со спины — я слышу её дыхание, ощущаю горький запах, и волосы встают дыбом от одной лишь мысли, что острое лезвие в руке маньячки вонзится в плоть по самую рукоятку. А когда за мной закрывается дверь, ощущение усиливается в разы. Я будто нахожусь в прострации, по другую сторону реальность, в каком-то ином зеркальном мире. Вроде как здесь, но в то же время и нет.

Маленькая комната совсем не изменилась: старый шкаф слева, на столе древний компьютер, узкая кровать по правую руку, и куча пыли. Отец явно редко сюда захаживает…

Первый вдох даётся с трудом — эмоции накрывают с головой подобно мощной прибрежной волне, и я захлёбываюсь собственными чувствами, задыхаюсь, забывая, как дышать.