Вкус вишнёвой лжи. Книга 2 (СИ)

Надо где-нибудь достать тарелку… Кладу виноград на стол, бегло осматриюсь.

Помыть виноград я вряд ли смогу без генератора, так что…

— И что это мы тут делаем?

Крепкие руки стискивают мою талию: я взвизгиваю и разворачиваюсь лицом к парню.

— Не слышала, как ты вошёл, — смеюсь.

Парень делает шаг вперёд, и мне приходится повиснуть на его шее. Я прикусываю губу, Стас улыбается. Его крепкие руки притягивают меня ещё ближе, и с томным вздохом наши губы наконец встречаются в поцелуе.

Его пальцы скользят по моей талии выше и зарываются в волосах, стискивая их и оттягивая назад, чтобы моё лицо поднялось вверх. Мне почти больно. Я тихо стону, и Стас ловит моё дыхание, не собираясь останавливаться.

— Я так понимаю, генератор ты не починил? — мурлычу я.

— Не-а, — легко толкает меня, а потом подхватывает под ноги и усаживает на столешницу, нагло пристраиваясь между моими ногами. — Но так же романтичнее.

Неожиданный жар скользит внизу живота, распространяясь по всему телу и останавливаясь на самой макушке. Говорят, бабочки обитают в животе, но мои неистово суетятся в груди, сталкиваясь и разлетаясь в разные стороны подобно смерчу.

И в момент, когда Стас вновь впивается в мои губы, обжигая своим нетерпеливым дыханием, я понимаю, что готова. Готова полностью отдаться в руки человеку, которого до безумия люблю.

Поверить трудно, насколько сильно такое банальное чувство влюблённости может выпотрошить твои принципы и заставить делать то, чего ты всю жизнь страшился. Близости с кем-то. И не важно, секс этот или поцелуй, сам факт того, что я смогла подпустить к себе Скворецкого внушает и ужас, и восхищение.

— Хочу показать тебе кое-что, — шепчет парень, хватая мои щёки руками, будто единственное, что может его остановить. — Пошли…

Не хочу никуда идти и ни на что смотреть, но Стас проворно хватает меня за талию и ставит на пол словно куклу. Остаётся лишь перевести дыхание и позволить Скворецкому увести меня подальше от соблазнительного стола. Мы молча поднимаемся по лестнице на второй этаж и идём по просторному коридору. Вокруг темно, и лишь крепкая рука не позволяет замереть на месте.

Три ступеньки вниз, и вот мы уже останавливаемся посреди комнаты/коридора/непонятно-чего, окружённые плотной пеленой мрака, пропускающей редкие очертания предметов. Понятия не имею, что парень собирается показать при таком «офигенно-крутом» освещении, но, надеюсь, телефон он захватил, ибо свой я оставила на кухне рядом с манящим виноградом.

— Туда, — Стас подталкивает меня чуть в сторону — его крепкая ладонь прижимается к моей пояснице, заставляя пробудиться очередную волну мурашек.

Неуверенно делаю несколько шагов в указанном направлении и только остановившись понимаю, что меня подвели к огромному окну. Там, внизу, за пеленой разбушевавшейся погоды я вижу яркие огни. Как новогодняя ёлка, усыпанная гирляндами, они мигают, пытаясь пробраться сквозь дождь, неистово барабанящий по стеклам.

— Ого. Ты же сказал, что генератор накрылся…

Только и могу выдавить я, не в силах оторвать взгляд от сверкающей надписи: «Ира, я люблю тебя».

— Типа того, — обнимает меня за талию со спины. — Это мелочи из того, что я мог сделать. Не знаю, как ещё сказать, насколько ты мне дорога.

Это он про признание? И почему так сильно бьётся сердце? Наверное, мне нужно что-то сказать, ответить, тоже поведать о своих чувствах, но я только и могу, что пялиться в окно на светящуюся надпись, обрамленную в красное сердце. В отличие от букв, оно светится слишком уж кроваво.

— Не знаю, что бы я без тебя делал, — тихо говорит Стас, и его голос эхом вибрирует у меня в голове. — Ты всё, что у меня есть. И плевать на деньги и компанию, лишь бы ты бала рядом. Я люблю тебя, Ира. Ты не представляешь, как сильно.

С каждым его словом сердце набирает обороты, бешено стуча в грудной клетке и пытаясь разодрать изнутри не только рёбра, но и мою душу. То, что сейчас говорит Стас, похоже на сумасшедший сон. Безумный, ненастоящий, но такой счастливый.

С трудом нахожу в себе силы, чтобы развернуться в его объятиях. Тело не слушается, ноги подкашиваются, голова и вовсе перестаёт соображать. Я забываю слова, движения, мысли. Сейчас для меня существует лишь страшная необузданная жажда.

— Всю тебя, каждую клетку твоего тела, — переходит на шёпот. — Люблю…

Я хватаю ртом вырвавшиеся на свободу слова и проглатываю вместе со страстным поцелуем. Жадные руки скользят по телу, пальцы цепляются за одежду, дыхание становится хриплым.

Я страдаю астмой, а Стас — мой ингалятор.

Скворецкий прижимает меня к окну, настойчиво зарываясь пальцами в волосы, он как розжиг для угля, а я горю, вспыхивая от каждого прикосновения. Он кусает губы, я в ответ оттягиваю его рубашку, заползя холодными руками под одежду.

Это словно сигнал: Стас сжимает мои волосы и тянет вниз. Я охаю, поддавая несильному, но резкому движению. Парень нагибается, собираясь вновь поцеловать меня, но в последний момент меняет траекторию и кусает за мочку ушка. Сдерживаю стон разочарования и нетерпения, чувствую, как Стас улыбается мне в шею, щекоча кожу обжигающим дыханием.